Флейта и Ветер
Шрифт:
Эрик Рихтерович задержал на ней взгляд, потом медленно оглядел сверху вниз. Таким взглядом осматривают товар в магазине. Инна замолчала. Улыбка покинула лицо профессора. Глаза словно буравчики впивались в кожу, Инне показалось, что она чувствует физически, как его взгляд ползет по телу. Она съежилась, но ничего страшного не произошло; ни слова не говоря, Эрик Рихтерович прошел мимо девушек и скрылся за дальней дверью.
Щелкнул замок.
– В общем я вам все показал. – торопливо сказал Игорь и легонько подтолкнул девушек. – Выход
Он открыл дверь, в которую заходил профессор, и за ней неожиданно оказался все тот же дворик – с одной стороны милиция, с другой детский сад…
Игорь выпихнул опешивших студенток наружу.
Дверь лаборатории захлопнулась за ними с таким обыденным скрипом, точно калитка в покосившейся изгороди. Но именно это обыденность окончательно запутала Инну. Она почувствовала головокружение и схватилась за ствол огромного тополя, чтобы не упасть.
Шум улицы послышался не сразу, а с задержкой, будто его включили огромным рубильником. За приоткрытыми воротами прополз трамвай, потом проехала машина, за ней еще одна.
– Ничего себе так… – вздохнула Светка. – Но второй раз я бы не пошла. Только обезьянки прикольные. И травка у Игоря – супер! Сразу видно, человек понимает. Деньжата наверное водятся. Такую траву где попало не возьмешь.
– Он ужасный! – Инна передернула плечами.
– Кто? – Светка сощурилась, прикрывая лицо от солнечных лучей. Пятнистая тень тополя рябила на асфальте, словно вода размывая происходящее.
– Профессор этот… Глаза прямо как черви. Так и сожрет кажется! Бр!
– А по-моему так очень даже ничего. Хотя староват… Ты внушаемая трусиха. Тебе нужно развивать в себе здоровое легкомыслие. Нельзя же жить с таким уровнем тревожности. Ты, кажется, веришь в бога? Вот и положись на него, если веришь. Он сам как-нибудь все устроит. А ты получай удовольствие. От всего. От секса, от музыки, от травки… Жизнь – для кайфа, а не для заморочек.
Инна не ответила.
Они вышли на тротуар восьмой линии через арку ворот. Здесь, на улице, звуки городской суеты были так отчетливы, что странности лаборатории быстро стирались из памяти, и обыденность жизни отодвигала из все дальше. В самый дальний чуланчик мозга, где валяется на всякий случай все непонятое или неосознанное. Подумаешь, сурдокамеры… Где-то, по телику кажется, о них уже говорили.
– Как много непонятного… – Инна задумалась. – Слушай, а почему не пришли остальные?
– Забили. – отмахнулась Светка. – Одни мы с тобой правильные, повелись на эту фигню. А люди, наверное оттягиваются. Погода-то какая! А! Пойдем в кафе? Честно говоря, я бы пивка выпила после этой экскурсии.
– Нет, ты же знаешь… – вздохнула Инна. – У меня папан с прибабахами, а я ужин еще не сготовила. Станет опять бурчать. А если запах пива почувствует… У-у-у!
– Не пойму… – Светка щелкнула сумочкой и посмотрела в черкальце. – На фига ты с ним возишься? Давно бы сняла квартиру и помахала бы ручкой. Он же тебя использует, как домохозяйку.
– У меня денег не хватит. – грустно вздохнула Инна. – Он это прекрасно понимает, вот и пользуется.
– Ты нормальная? – Светка не спеша пошла по улице. – Сейчас он тебя по дому припахивает, завтра захочет с тобой потрахаться…
– Дура. Это же отец. – возмутилась Инна. – Был бы отчим, я бы уже намылила лыжи в Сургут.
– Да уж прямо… – скривилась Светка. – Отцы тоже знаешь какие бывают? А твой еще с грузинской примесью. Он же тебя тринадцать лет не видел! Я бы при таких раскладах устроилась на какую-нибудь работу, да хоть в «Макдональдс», и сдриснула. Можно ведь, на худой конец, снять комнату, а не квартиру. Или найти парня, у которого сможешь поселиться. Парень – это нормально…
– Я так не могу. – вздохнула Инна. – Это уже проституция.
– Да ну тебя… Тогда все женщины – проститутки. Одни замуж, другие на панель.
– Перебор. – покачала головой Инна.
– О-о-о… Можешь не продолжать. Я это слышала раз триста. Как хочешь, можешь оставаться со своим стариком, а я пойду в кафе.
– Ладно. – Инна попробовала улыбнуться. – Я действительно побегу. Встретимся завтра.
Она помахала Светке и поспешила к трамвайной остановке.
– Стоять! – вдруг раздался за спиной истошный мужской голос. – Руки за голову!
Инна замерла посреди тротуара и медленно подчинилась.
Шедшие навстречу прохожие заулыбались, один парень даже прыснул смешком. Инна нахмурилась и осторожно повернула голову.
Позади нее стоял лохматый мужик с водяным пистолетиком и грозно вращал глазами.
– Не двигаться! Убью.
Инне стало неловко. Она опустила руки и пошла дальше. В затылок упруго вонзилась теплая водяная струя.
– А-а-а-а! – заорал сумасшедший и бросился наутек. – Я убил человека! А-а-а-а!
Инна подняла плечи и ускорила шаг.
Шею она вытерла только в трамвае.
2.
Инна вошла домой и закрыла дверь. Разулась, скинула уличную одежду и надела домашние брюки с футболкой. Надо сготовить ужин до прихода отца, а то придет и снова устроит бучу.
В голове было мутновато, давило затылок. Дурацкий сумасшедший. Отчего же их так много в этом городе? Может поспать? Если часик, то ничего не изменится. Инна легла на диван и укрылась пледом.
Свет дня бил в окно и мешал расслабиться, процеживаясь даже через закрытые веки. Инна перевернулась на бок.
Разум никак не желал перейти границу бодрствования, в мозгу стали рисоваться причудливые картинки.
Замерший город. Замерли люди, машины, трамваи, голуби в небе, кошка в прыжке. Инна бежит через город и он оживает всей своей сущностью – окна домов превращаются в сотни глаз, двери подъездов в черные пасти. Решетки в зубы, ветви деревьев в цепкие руки.
Откуда-то звон курантов и голос: