Флибустьеры против пиратов Карибского моря
Шрифт:
Де Фонтене стоял на берегу и всматривался в морскую даль. Не отрывая глаза от подзорной трубы, он сказал:
– Ну что, Рене, привели? Говорить может?
– Да, мой капитан, – сказал Рене. – Пришлось немного повозиться, но вроде пришел в себя и уже даже стоять может.
– А соображать он может?
– Это смотря с кем, – встрял в разговор своим заплетающимся языком пошатывающийся Франсуа.
– А, вот и ты, пьяница, – оторвался от подзорной трубы де Фонтене. – Ну скажи нам, где можно высадиться на южном берегу.
– Ваше высокоблагородие, велите дать мне еще немного того чудодейственного напитка, который преподнес ваш боцман, а то у меня еще пока мысли разбегаются в разные стороны и никак не могут добежать до языка.
Фонтене снисходительно кивнул Рене,
– Вот теперь я совсем трезвый, – сказал, причмокнув, Франсуа. – Я помню, что говорил вчера, но сегодня я уже не советую этого делать. Да, есть место на юге Тортуги, где можно высадиться, но именно в этом месте они наверняка и ждут вашей высадки. Я же предлагаю напасть с северной стороны, откуда никто нас не ждет, поскольку там очень сильный прибой и высокие скалы. Этот прибой разобьет любую посудину о прибрежные камни, но не индейскую пирогу, в которой сидят лишь три или четыре человека. И мне известно одно место на севере острова, где можно высадиться.
Я сразу вспомнил, как однажды мы пошли поохотиться на местных кабанов на Тортуге и достигли неприветливого скалистого северного побережья острова. Там всегда дули сильные ветра, почти не было растительности. Один из порывов сорвал с Франсуа буканьерскую шапку. Он кинулся за ней, но, добежав до скалистого обрыва, остановился. Шапка упала с него и лежала внизу на песке, на меленьком пляже. Франсуа ловко спустился вниз, забрал шапку, огляделся по сторонам и вдруг помахал мне рукой, призывая идти к нему. Внизу, у самой воды, мы увидели небольшую трещину в скале. Соорудив факел, мы протиснулись в нее и оказались в довольно большой пещере, которая была завалена черепами и костями, скорее всего принадлежащими индейцам. Вокруг были их ритуальные надписи и символы. Их было столь много, а Франсуа еще пошутил, что это какой-то город мертвых. В пещере мы нашли несколько золотых индейских украшений в виде пластинок и, выбравшись наружу, хорошенько запомнили это место, чтобы потом туда вернуться. Тогда еще Франсуа заметил, что около этой скалы во время отлива вполне можно высадиться. Поскольку в отличие от других мест северного побережья тут обнажается небольшой пляж, с которого легко подняться на крутой берег.
– Этого не может быть. Я сам жил на Тортуге довольно долго и исходил ее вдоль и поперек… К тому же никто никогда не говорил мне, что есть такое место… Странно. Откуда ты его знаешь?
– Мы с Пьером случайно его обнаружили.
– Интересно, интересно. Ну и где же это место?
– На севере, мессир. На севере.
– Ты его знаешь и можешь показать?
– Да, конечно, могу, но там нужно высаживаться с отливом.
– И ты готов поставить свою жизнь, что это можно там сделать незаметно от испанцев?
– Совершенно. Испанцев там нет и в помине. Там вообще никого нет. Берег скалистый, необитаемый, только в одном месте около одного утеса есть небольшой пляжик. И клянусь жизнью, проклятые испанцы никак не ожидают, что мы можем высадиться именно там. А это можно сделать лишь на индейских пирогах.
– Замечательно, там завтра мы и высадимся. Значит, ты говоришь, что это нужно делать на индейских пирогах? Тогда к утру завтрашнего дня мне нужно 20 пирог, – сказал бывший губернатор своему боцману. – Сделайте их и погрузите по пять на каждую нашу шхуну. А ты, Франсуа Олонезец, и твой напарник в случае неудачи ответите своими жизнями, если мы не сможем там высадиться.
Кавалер де Фонтене впился глазами в нас, переводя пронзительный взгляд с Франсуа на меня, как бы проверяя нашу надежность.
– Можете не беспокоиться, шевалье, – сказал Франсуа. – Многие подтвердят, что мы не засланные шпионы, так как еще месяц назад сами приплыли на Торгуту, чтобы помочь оборонить остров от нападения испанцев. Сидели вместе с вами в форте Святое Таинство и участвовали в вылазках. Мы обещаем, что высадка пройдет нормально.
Кажется, после этих слов кавалер несколько оттаял, поскольку пригласил нас отобедать за его счет в «Дубовой бочке».
– Мне повезло, что я встретил вас, друзья, – сказал, садясь за стол, де Фонтене, сбросив прежнюю напыщенность. – Вы молодцы. Особенно
– Это точно, – зашумела его свита, разбирая стаканы с холодным вином. – Смерть испанцам!
Таверна «Дубовая бочка» как две капли воды была похожа на все остальные подобные заведения Сан-Доминго в те времена – очаг, где готовилось жаркое, столы под навесами из пальмовых листьев от дождя и солнца и скамейки. Но поскольку таверна слыла приютом «высшего общества», то имела в дополнение циновочные стены у навесов, удобные столы и даже табуреты, которые смастерил местный плотник Гийон Бернар. Хозяин «Дубовой бочки» был француз из Лангелока, любящий потчевать своих посетителей необыкновенными блюдами, которые, кроме него, никто на острове не делал. Его звали Роже Ожу, и он был действительно отличным поваром, каждый день придумывавшим необычные рецепты для совершенно невзыскательной публики. Роже рассказывал, что имел хорошую таверну в Тулоне, но был вынужден покинуть родину из-за своего протестантского вероисповедания и попытаться найти спокойствие в заморских краях. Он действительно любил готовить и обязательно стоял рядом с клиентом, когда тот пробовал блюдо, будь то черепаховый суп или куриная печенка на вертеле. Он буквально считывал с лица те чувства, которые испытывал человек, кладя в рот первый кусок жаркого или пробуя суп. Это доставляло ему такое удовольствие, что смотреть на Роже со стороны тоже было интересно. Он, наклонившись, замирал, вытягивал шею, приподнимал брови, чуть приоткрывал рот и даже сглатывал одновременно со своим клиентом, чтобы попытаться полностью ощутить то же, что и он. Словом, он был настоящим мастером своего дела, трудившимся не ради денег, которые, нужно заметить, он имел в достатке, а ради собственного удовольствия. Дело в том, что этот розовощекий толстяк любил делать людям добро и получал от этого удовольствие. Он был очень строг со своими подчиненными. Но не оттого, что был зол по натуре, а потому, что те все время норовили своими неуклюжими действиями испортить ему удовольствие от таинства приема приготовленной им пищи. Таков был Роже, который впоследствии стал личным поваром у де Фонтене, у дю Россе, а затем и у д’Ожерона.
В этот же вечер он угостил нашу компанию бифштексом с перцем, говяжьим филе на сковороде, говядиной по-шарантски и одними из самых популярных блюд среди буканьеров – отбивной по-бретонски и карбонатом по-фламандски. Поскольку нас было шесть человек и все это обильно запивалось вином, то небольшие порции проглатывались сразу же после принятия очередного стаканчика красного. Де Фонтене непременно рассказывал в мельчайших подробностях свои вкусовые ощущения мэтру Роже, который сиял от восторга, поскольку, очевидно, они были похожи на его собственные. Мы же с Франсуа на вопросы нашего хозяина о вкусе блюд лишь отвечали с набитым ртом короткое «угу», чем также не менее его радовали.
– Этот обед, друзья, – это пока все, что я могу вам дать за столь ценную стратегическую информацию, – сказал де Фонтене, поднимая очередной стакан красного вина. – Не далее как на прошлой неделе я выплатил моим головорезам последние деньги, поэтому уже отчаялся и был готов на штурм, хотя до конца и не верил в успех.
Глава семнадцатая Из записок графа Пенальбы
Генерал велел погрузить военную добычу, которую составляли в основном различные колониальные товары – какао, сахар и табак, – на корабли. Большая часть казны форта тоже была приготовлена для отправки на Сан-Доминго, а вот продукты, наоборот, сгружены с наших судов.