Флибустьеры
Шрифт:
— И эти вопросы легко разрешить. Отряд волонтеров покинул эти места вчера рано утром и направился в пустыню дель-Норте.
— В пустыню дель-Норте?! — в ужасе всплеснув руками, воскликнул дон Сильва.
На несколько мгновений воцарилось молчание. Каждый про себя оценивал этот факт. Наконец дон Сильва заговорил первым.
— Это невозможно.
— А между тем это так.
— Но ведь это безрассудство… Это просто сумасшествие!
— Не спорю.
— О, несчастные! — вновь всплеснув руками, произнес дон Сильва и через минуту добавил: — Ведь если они уцелеют, то это будет означать, что Бог захотел сотворить чудо.
— Я согласен с вами. Но что сделано, того не изменишь, наши сожаления тут не помогут. Итак, дон Сильва, я полагаю, что благоразумнее не думать об этом и предоставить им самим выкручиваться из тех обстоятельств, в которые они попали по собственной воле.
— Это ваше мнение?
— Именно так, — небрежно отвечал Тигреро.
— Итак, ваше мнение…
— Мое мнение таково, — резко перебил дон Марсиаль, — что нужно остаться здесь на два-три дня — возможно, за это время придут важные известия. Если по истечении этого срока ничего нового не произойдет, сядем на лошадей и вернемся в Гетцали той же дорогой, по которой мы ехали сюда, не останавливаясь нигде, даже не оборачиваясь назад, чтобы как можно скорее выбраться из этих ужасных мест.
Асиендадо отрицательно покачал головой. У него созрело какое-то решение.
— Ну, так вам придется отправиться одному, дон Марсиаль, — сухо заметил он.
— Что такое? — внимательно вглядываясь в лицо асиендадо, переспросил дон Марсиаль. — Что вы хотите сказать?
— Я хочу сказать, что я не буду возвращаться той дорогой, по которой сюда пришел, что я не пойду вообще назад… не побегу, одним словом.
Этот ответ как громом поразил Тигреро.
— Что же вы думаете делать?
— А вы не догадываетесь? Зачем мы сюда пришли? Зачем мы так долго идем по пустыне?
— Но, дон Сильва, теперь обстоятельства изменились. Воздайте мне справедливость, до сих пор я шел с вами безропотно и все это время был превосходным проводником.
— Охотно признаю это. Но прошу пояснить мне вашу мысль.
— Дон Сильва, до тех пор, пока мы должны были бродить только по прериям, я покорно повиновался вам во всем, не пытаясь противится вашим планам, так как хорошо понимал, что вы должны были так поступать, и соглашался с вами. Теперь же, если бы мы были одни, я бы также безропотно склонился перед вашим твердым решением. Но подумайте, ведь с вами ваша дочь, ведь вы и ее хотите подвергнуть невообразимым мучениям дикой пустыни, куда вы собираетесь заставить ее следовать за собой и откуда вы оба, вероятно, не выберетесь живыми.
Дон Сильва не отвечал.
Тигреро продолжал:
— Отряд у нас совсем маленький, припасов едва хватит на несколько дней, а вы прекрасно понимаете — чтобы осуществить задуманное вами, нужно очень хорошо подготовиться. Если нас там застигнет буря, то мы погибнем!
— Все, что вы говорите, справедливо, я это понимаю, и все-таки не могу последовать вашему совету. Выслушайте меня, в свою очередь, дон Марсиаль. Граф де Лорайль — мой друг, скоро он будет моим зятем, и я говорю это не для того, чтобы огорчить вас, а чтобы объяснить вам мое отношение к нему. Ведь это для меня, чтобы вырвать из рук индейцев меня и мою дочь, он без всякого колебания, не раздумывая, движимый только благородством своего сердца, отправился в глубь пустыни. Могу ли я дать ему погибнуть, даже не попытавшись спасти его? Разве он не иностранец в Мексике, наш гость, одним словом? Мой долг попытаться спасти его, чего бы это ни стоило.
— Ну, если это так, дон Сильва, то я не буду больше отговаривать вас. Не буду говорить также, что человек, за которого вы хотите отдать замуж свою дочь, не более чем авантюрист, изгнанный из своей страны за неблаговидные поступки, который в браке с доньей Анитой видит одно только ваше непомерное богатство. Всему этому и еще многому другому, чему я могу представить вам неопровержимые доказательства, вы все равно не поверите, так как увидите в моих действиях стремление уничтожить соперника. Поэтому не будем больше говорить об этом. Вы хотите проникнуть в пустыню, и я последую за вами, чего бы это мне ни стоило. Вы всегда будете меня видеть рядом с собой, готового защитить вас и помочь вам. Но раз уж настал час откровенных, чистосердечных признаний, то, чтобы между нами не было ни малейшего облачка, чтобы вы хорошо знали человека, с которым вы решаетесь на такой отчаянный шаг, чтобы вы могли питать к нему полное и сердечное доверие…
Асиендадо с изумлением уставился на него.
В этот момент занавесь, закрывавшая вход в помещение доньи Аниты, поднялась. На пороге появилась молодая девушка, медленно вошла в залу, тихо опустилась перед отцом на колени и, обернувшись к Тигреро, произнесла.
— Теперь, дон Марсиаль, продолжайте, быть может, отец нас простит, видя, что я так молю его о прощении.
— Простить?.. Кого?.. За что?.. — говорил в недоумении асиендадо, переводя взгляд с дочери на молодого человека, который стоял перед ним с опущенной головой, покрытый краской смущения. — Что это значит? Что такое сделали вы?
— Нет, это я один… Мною совершен обман, дон Сильва, за который я один должен нести кару, я недостойным образом обманул вас. Это я похитил вашу дочь из асиенды.
— Вы?! — закричал асиендадо, и глаза его засверкали бешенством. — Так я служил вам игрушкой?!
–
— Страсть не рассуждает. В свою защиту я приведу только одно: я люблю вашу дочь! Увы, дон Сильва, я сознаю теперь, как глубоко я виновен. Запоздалое, к сожалению, размышление показало мне, что я наделал, и вот вместе с доньей Анитой, которая плачет сейчас у ваших ног, я также хочу упасть перед вами и просить простить меня!
— Отец, прости нас! — слабо проговорила донья Анита.
Асиендадо отрицательно покачал головой.
— О! — вновь с живостью начал Тигреро. — Будьте великодушны, дон Сильва, не отталкивайте нас! Раскаяние наше искренне и чистосердечно. Я готов жизнью искупить содеянное. Я был безумцем, страсть ослепила меня. Не проклинайте меня.
— Отец, — заговорила донья Анита, захлебываясь от рыданий, — я люблю его! Но когда мы оставляли колонию, мы только намеревались бежать, покинув тебя, мы и в мыслях не держали, что случится то, что произошло. Мы сами подавлены всем этим. Теперь мы оба готовы повиноваться тебе и безропотно исполнить приказания, которые тебе угодно будет дать нам. Но не будь неумолим, отец мой, прости нас!
Асиендадо встал.
— Вы видите, что теперь я совсем не могу сомневаться, — сухо заметил он, — чего бы это ни стоило, я непременно должен спасти графа де Лорайля, иначе я буду вашим пособником и соучастником вашего заговора против него.
Тигреро в волнении прошелся по зале. Брови его были нахмурены, лицо покрылось смертельной бледностью.
— Да, — заговорил он прерывающимся голосом, — да, его нужно спасти, что бы потом ни случилось! Прочь, подлое малодушие! Я совершил преступление, пусть же на меня падут и все последствия его!