Флирт
Шрифт:
— А разве обязательно отдаваться азартным играм? — услышала она в ответ.
Но прежде чем Анцелла покинула Медуин-парк, она получила альбом с вырезками, за которыми тетка спешно съездила домой, чтобы подкрепить свои аргументы.
Многие годы она собирала засушенные цветы, приглашения на балы, карточки с праздничными поздравлениями, зарисовки, фотографии и в конце концов вклеила все это в альбом, который торжественно назвала «Реликвии моей жизни».
Перелистав несколько страниц, Анцелла обнаружила письмо, написанное несколько лет назад мужчиной по имени Джон Эддингтон Саймондз.
Это письмо было опубликовано в газете, вырезку из которой и сохранила тетка Эмили. Вот фрагмент этого письма.
«Здесь находится огромный дом греха, сверкающий в ночи от газовых фонарей, мигающий и искрящийся над побережьем, как ад или же жилище какой-нибудь романтической ведьмы… В его роскошных апартаментах, в зале с зелеными столами вершится беспрерывный фестиваль греха… Роскошные женщины с дерзкими глазами, золотистыми волосами и шеями, похожими на мраморные колонны, смеются, очаровывают, соблазняют… Внутри пещеры азарта идет игра, напоминающая хорошо поставленное дело. Рулетку, красные и черные столы обступают люди. Слышны лишь монотонные голоса крупье, звон золота, передвигаемого деревянными лопатками, и стук шарика, мечущегося в рулетке… Крупье — это либо толстые, чувственные бакланы, либо стервятники с запавшими щеками, либо подозрительные лисицы. На лицах мужчин, которые держат банк, подлая, чувственная и безграничная скупость только подчеркивает следы развратной молодости, проведенной за омерзительным занятием».
Тетка, зачитав вслух эту публикацию низким срывающимся голосом, подняла глаза и, вынув монокль, спросила:
— Надеюсь, теперь ясно, чего ты должна избегать?
Анцелла с трудом удержалась от смеха.
— Тетушка Эмили, вы, видно, запамятовали, что у меня нет денег. Как вы знаете, папа не оставил мне ни пенни. В моем распоряжении сто фунтов годовых, которые завещала мне бабка, и я уверяю вас: того, что остается от этой суммы, не хватит на азартные игры.
— Тебе нельзя пересекать порог этого развратного места. Понимаешь, Анцелла?
— Да, тетушка Эмили.
— Если тебя туда пригласят, ты обязана отказаться. Узнай дорогой епископ, что мою племянницу видели в Монте-Карло, он наверняка умер бы от стыда!
— Постараюсь не доводить его до этого, тетушка Эмили.
— Надеюсь, — ответила тетка.
Анцелла знала, что письмо, которое зачитала тетка Эмили, было написано много лет назад. Но она вспомнила, что совсем недавно на страницах «Таймс» было опубликовано письмо, также касающееся Монте-Карло.
В ее обязанности входило зачитывать отцу из газет все, что могло его заинтересовать, и сейчас она разыскала письмо из «Пэлл Мэлл газетт», в котором живущий в Ментоне врач писал:
«Много раз с глубокой болью я наблюдал, как опускают гробы пациентов, которые могли бы жить, если б их не увлек самый страшный из всех возбудителей — азарт… Изгнание этого кошмарного зла с прекрасного побережья Ривьеры наверняка принесло бы пользу нашим согражданам и приблизило ту минуту, когда на земле установится Царство небесное…»
— Какой вздор! — крикнул граф Медуин,
В следующем письме, которое вслух прочитала Анцелла, ставился вопрос: «А что относительно самоубийств в Монако? Смерть регистрируют как следствие несчастного случая, хотя гораздо ближе к правде было бы сказать, что несчастные были убиты Монте-Карло».
— Наглое преувеличение! — буркнул граф.
— Но папа! — возразила Анцелла. — Во вчерашней «Таймс» я прочитала, что во французский парламент направлена петиция, подписанная четырьмя тысячами жителей и гостей Ривьеры. Они утверждают, что Монако превратилось в «гнездо разврата», и умоляют французское правительство закрыть казино.
— Что за люди! Им так и хочется лишить радости других! — взорвался граф. — К черту, я не понимаю, почему они не дают жить другим, если сами жить не умеют! Люди ведь вынуждены выкладывать деньги если не тем, то другим способом!
Он оставил эту тему, но Анцелла не в состоянии была обуздать собственное любопытство и постоянно думала о том, настолько ли страшен Монте-Карло, каким его описывают.
«Дейли ньюс» сообщала, что королева Виктория, король Италии и немецкая королевская семья хотели положить конец «фатальным последствиям такого ада, как Монако».
Но граф больше не желал ничего слушать.
Теперь мне самой представится случай убедиться во всем, думала Анцелла, когда поезд мчал ее сквозь ночь, приближая к тому, что она для собственного удовольствия обозначила словами «прекрасное и дурное».
Девушка была уверена, что лишь благодаря личному письму сэра Феликса доктору Гровзу едет первым, а не вторым, как ожидала, классом. Вот почему в ее распоряжении было спальное отделение с небольшой кроватью и комфортным умывальником. И, кроме того, ехала она одна.
Анцелла знала, что дамы из высшего общества берут с собой бархатные или полотняные покрывала, подушки, украшенные кружевами, коврики и прочие вещицы, обеспечивающие больший комфорт в пути. Помнила она и рассказы матери о том, как они путешествовали по Европе с отцом. Обычно они брали с собой прислугу, которая занималась багажом и подготовкой спальных отделений, а также заботилась о том, чтобы в поезде, на корабле или же в отеле все было сделано согласно их желаниям.
Муки совести не терзали Анцеллу, хотя путешествовала она с подобными удобствами впервые. Все ее сомнения остались в прошлом, когда доктор Гровз ответил, что пришел в восторг от предложения сэра Феликса направить к нему «госпожу Анцеллу Уинтон», сообщив при этом, что убедил княгиню платить ей франками из расчета сто пятьдесят фунтов в год.
— Целое состояние! — воскликнула Анцелла, когда сэр Феликс сказал ей об этом.
— У тебя будет возможность убедиться, что в самом богатом центре развлечений Европы этих денег тебе надолго не хватит, — предостерег он. — Анцелла, прошу тебя, будь осмотрительной и никогда не спеши выкладывать собственные деньги.
— Надеюсь, сумею вести себя как хорошо воспитанная прислуга, — рассмеялась Анцелла.
— Так помни же, что прислуга ожидает щедрой оплаты за свои услуги и никогда, ни при каких обстоятельствах не заглядывает в собственный карман.