Флирт
Шрифт:
Джейсон обернулся к нему невинными голубыми глазами:
— Ах, как это мило! Ты у нас брал уроки искусства любв-и-и-и...
Мика посмотрел на него мрачно, и я сообразила, что этот взгляд напоминает мне меня. Не все ли пары немного перенимают манеры друг у друга? Я знала, что много подхватила от Жан-Клода, но я его слуга-человек, а это значит, что черты характера и метафизические дарования перемешиваются в буквальном смысле слова — или мы ими друг друга заражаем? А для Мики я Нимир-Ра, королева леопардов, а Натэниел — зверь моего зова, так что — да, здесь может иметь место та же метафизика. Я выяснила, что моя изначальная тяга к Мике возникла из вампирской силы — моей, а не Жан-Клода. Силы линии Белль Морт — похоть и любовь, с тем ограничением, что управлять кем-то другим ты можешь лишь в той степени, в которой сама согласна быть управляемой. Для меня это действительно оказался обоюдоострый меч, но и с Натэниелом, и с Микой я готова получать рану до самого сердца. К тому времени, как я сделала Джейсона волком своего зова, я уже лучше владела своими силами, и нам удалось до сих пор остаться просто друзьями. Хотя я его к себе привязала в критических обстоятельствах, случайно, просто ища метафизической помощи как можно ближе, я не заставила нас друг в друга Влюбиться с большой буквы. Выяснив это, я вздохнула с облегчением. Он, наверное, тоже.
— Ты и правда не понимаешь, что он заигрывал с нами обоими? — спросил Натэниел.
Я сделала большие глаза:
— Глядя на меня, он мог улыбаться тебе, и при этом на тебя не таращиться. Я думаю, он заметил, что только на тебя и смотрит, и это его все-таки смутило.
Натэниел посмотрел на Мику:
— Ты это видел. Что ты думаешь?
Мика взял меня за руку и нежно ее поцеловал.
— Я думаю, что она не видит себя так, как видим мы.
Я попыталась отнять руку.
— Первое, что я с утра вижу — это себя. И можете мне поверить, когда я вылезаю из кровати, вид у меня тот еще.
Он удержал мою руку.
— Мы тебя не убедили, что у тебя по утрам совершенно потрясающий вид?
Я посмотрела на него мрачно, но руку отнимать перестала.
— Мне все мое детство говорили, что я некрасива, а любите вы меня, ребята, из-за моих вампирских сил. Не властны вы над этим.
Руки Натэниела обняли меня сзади, а спереди ко мне наклонился Мика в поцелуе.
— Ты красива, Анита. Клянусь тебе, это правда, — прошептал он. Я напряглась в их руках, едва не запаниковала — почему?
Вторая жена моего отца была голубоглазой блондинкой, высокой и нордической, как и дочь ее от первого брака, и сын, который родился у нее позже. Брата Джоша я всегда любила, но сама на семейных портретах выглядела мрачной семейной тайной, а Джудит очень быстро объясняла всем подругам, что я не ее дочь, а мать моя была испанских кровей. Недостаток у меня самооценки я всегда относила на этот счет, но теперь поняла, что не только в этом дело. Не то чтобы всплыло глубоко закопанное воспоминание — просто я в эту сторону не думала.
— Примерно год, когда отец был на работе, со мной сидела моя бабуля Блейк. Я только что потеряла мать, а бабуля мне рассказывала, что я уродина, что мне о замужестве нечего и думать, а нужно получить образование, найти работу и самой себя обеспечивать.
— Чего? — спросил Мика, а Натэниел обнял меня крепче.
— Не хочу повторять. Но так поступать с ребенком — свинство.
— Ты же знаешь, что это неправда, — сказал Мика, глядя мне в лицо.
Я кивнула — а потом мотнула головой.
— Нет, не совсем. То есть я вижу, как сейчас люди на меня реагируют, и потому знаю, что выгляжу ничего себе, но на самом деле я не могу понять, почему вы так на меня реагируете. Я знаю только, что бабушка, а потом и мачеха мне говорили, что у меня и рост не тот, и цвет не тот, и красоты нет.
В груди собрался ком, но страх слегка поблек при мысли, что любящая бабушка даже по-настоящему некрасивой девчонке никогда бы такого не сказала. Она бы могла меня подталкивать к усердной учебе и карьере, но не говорила бы, что я уродка и никто меня замуж не возьмет.
Натэниел поцеловал меня в щеку, а Мика — в губы. Я оставалась неподвижной в их объятиях, предаваясь воспоминаниям о давнем детстве.
— Почему я сейчас об этом вспомнила? — спросила я тихо.
— Ты была готова вспомнить, — прошептал Натэниел. — Мы боль вспоминаем кусочками, чтобы не видеть ее всю сразу.
Джейсон у него из-за спины тихо сказал:
— Во-первых, ты красива и желанна, и она сказала злую глупость. Во-вторых, на психотерапии я узнал, что самые болезненные вещи оживают именно тогда, когда ты чувствуешь себя на пике счастья и комфорта.
— Я помню, как психотерапевт Натэниела говорил это, когда у тебя начались плохие сны. Почему это так получается? — спросила я, покоясь в объятиях двух других.
— Ты чувствуешь себя в безопасности и подсознательно считаешь, что у тебя достаточно крепкая страховочная сеть, чтобы взглянуть на то, что было плохо. И поэтому, когда в жизни тебе лучше всего, ты и вытаскиваешь на поверхность худшее из пережитого страдания.
Я повернулась у них в руках, чтобы увидеть лицо Джейсона.
— Вот гадость.
— И еще какая, — ласково улыбнулся он, внимательно на меня глядя. — Ты не хочешь поплакать?
Я задумалась, проанализировала свои ощущения.
— Нет.
— Ничего в этом нет плохого, — сказал он.
Я покачала головой:
— Я знаю, просто плакать не хочу.
— Ты никогда не хочешь плакать, — сказал Натэниел.
С этим я не могла спорить, поэтому просто решила разомлеть у них в руках и сперва поцеловала Мику, потом повернулась, чтобы приложиться щекой к лицу Натэниела, и прошептала:
— Я потом буду плакать, дома.
— Заплачешь, когда до тебя наконец дойдет, — сказал он.
— Мне просто сейчас не хочется.
— А чего тебе хочется? — спросил он.
— Но ты же можешь прочесть мои ощущения?
— Ты меня научила хорошим экстрасенсорным манерам, которые такое запрещают, — сказал он.
— А я сразу пришел с таким манерами, — добавил Мика.
Я кивнула и попыталась сесть снова на скамейку Они подвинулись, отпуская меня.
— У меня какая-то пустота внутри, о которой я раньше даже не догадывалась. И чувствую я себя уязвимой, чего терпеть не могу.