Флора и фауна
Шрифт:
Пускай. Спаржа вкусная — отвлекаться неохота. Да и есть мне с кем поговорить:
— Галя, а вас не смущает мое скоропостижное замужество, свое, вся эта ситуация в целом?
— Не понимаю, — насторожилась женщина.
— Ну, как же, — отодвинула я спаржу, потеряв аппетит. То, что я "с пулей в голове", как некоторые про меня говорили, понятно, и что через то моралью особой не обременена, тоже, но эта экс-патриотка, "комсомолка, спортсменка"? Куда же ее правильность делась?
— Меня насильно привезли сюда. В гробу. Ничего? —
Бройслав с любопытством уставился на меня. Чую, ему было интересно наблюдать за мной и угадывать причины смены настроения.
Гляди, милый, гляди, авось розовые очки треснут и ты перестанешь раскидывать свою руку и сердце.
— Я не понимаю, — упрямо заявила Галина. — Вы не похожи на потерпевшую, насколько я вижу, вас никто не держит, а то, что вы говорите… Я еще в Селезневке заметила, что вы особа хитрая и фантазерка к тому же.
— Это повод похищать меня, увозить черт знает куда? — скривилась я. Да, ты не фламинго, Галочка, а банальный страус! — Хотите совет, новобрачный? — качнулась к Витиславу. — Не пугайте невесту — пол бетонный!
Витислав задумался, Галя нахмурилась, Гарик перестал на минуту жевать, соображая, о чем я, а Бройслав рассмеялся и уставился на меня как сообщник с поощрением и пониманием.
— Бис.
Я скривилась — отстань. И вылезла из-за стола — не хочу вкушать пищу с врагами, принципам моим претит.
— Куда ты? — забеспокоился Энеску.
— В кругосветное путешествие по вилле и близлежайшему парку, — буркнула, удаляясь.
— Подожди, — поднялся и на ходу отдал распоряжение мальчику у дверей. — Накройте обед в беседке.
— Тебе не нравится Галя? — спросил, придерживая в холле.
— Плевать мне на нее, — заверила.
— Тогда в чем дело?
— Не люблю, когда меня на аркане в гости тащат, и при этом все делают вид, что все нормально: и похищение, и гроб!
— Прости, в последнем виноват я, но я понятия не имел, что это ты.
— В смысле — других можно?
— Можно.
Я задумалась — знаково ответил. Получается, он четко делит ареал на своих и чужих, и чужой, даже если орел, все равно — тля, а свой, даже если тля — все равно орел?
Я покосилась на Бройслава: а он, пожалуй, и убьет, не думая, в спину выстрелит легко, шею свернет, не заметив, и дальше пойдет. Вот я попала! Но с другой стороны — сама такая же, с той лишь разницей, что своих у меня нет, как ни мечталось о них.
Он обнял меня за плечи, вывел из дома. Мы спустились по мраморной лестнице, прошли по дорожке к ровным газонам зеленой травы. Я пошла по ней, проигнорировав мозаичную дорожку, Бройслав со мной.
— О чем задумалась?
— Обо всем. Странная ситуация. Ты зачем-то протащил меня пол-Европы и России, но зачем, так и не говоришь.
— Это уже не важно.
— А что важно?
— Ты. Я. Мы.
— Извини — не верю. Ты бизнесмен, деловой человек и вдруг говоришь высоким штилем. Настораживает.
— Привыкай.
— К чему?
— Ко мне. К этому дому, окружению.
— Кстати, об окружении — кто тебе Витислав?
— Друг, но фактически брат. Его родители погибли в автокатастрофе и он жил у тетки, напротив нас. Ему доставалось от соседских мальчишек и детей в школе больше, чем мне — дети любят третировать ущербных, чем-то обделенных. Он был сиротой — это достаточный повод. А мне категорически не нравилось, когда бьют по больному. Мы с ним объединились и с тех пор вместе.
— А тот, кто вас обижал?
Бройслав загадочно улыбнулся и сделал вид, что рассматривает ветки сосны.
— Понятно: кто выжил, я не виноват.
— Зачем же так кровожадно? Убивать физически необязательно, кому-то хватает морального давления, чтобы упасть и не подняться.
— А Гарт?
— Ты уже и это поняла? — Бройслав развернул меня к себе.
— Что именно?
— Что Гаррик — Гарт.
— Я про Гарика и спрашивала.
— Ты сказала «Гарт».
— Обмолвилась, перепутала.
— Нет.
Качнул головой и прошел пару шагов вперед. Постоял, разглядывая кроны деревьев:
— Жизнь, странная штука, ты не находишь? Вчера я случайно услышал разговор двух девушек, благодаря им вышел на одного человека, женщину, что помогла мне понять, кто я и зачем. Мне тридцать восемь и, наверное, лет тридцать я занимался одним — искал тебя. Ты мне снилась, но я ничего не знал о тебе, а вчера узнал. Сегодня ты уже рядом. Чудо? Не знаю. Возможно все проще. Конфуций сказал: когда ученик готов — приходит учитель. Наверное, ты или я были не готовы к встрече, поэтому ее не было, а теперь готовы, пришло время и мы встретились.
Я знала — он говорит правду, и от этого мгновенно замерзла. Когда прикасаешься к потустороннему всегда не по себе и хочется оттолкнуть, взбрыкнуть, закрыть глаза, уйти в сторону, только бы не знать, не видеть, не понимать. Потому что тогда теряешь себя, смысл, цель — все становится неважным, пустым, то, что было для тебя плохим, кажется хорошим, что хорошим оказывается плохим. Мир рушится, переворачивается с ног на голову, и ты меняешься до неузнаваемости.
Я не хотела, я боялась. Мне было комфортно в роли стервы, так меньше боли и обид, меньше обязанностей и больше возможностей.
— Замерзла? — забеспокоился Бройслав, обнял меня, согревая.
— Нет, я всего лишь не хочу обсуждать тему, начатую тобой.
— Почему?
— Я не верю в жизнь после смерти, мне кажется, наша жизнь и есть — смерть, а смерть — жизнь. Мы не рождаемся — мы умираем, и не умираем — а рождаемся.
Бройслав внимательно посмотрел в мои глаза и тихо спросил:
— Тебе было очень плохо малышка?
— Нет! — беспечно пожала плечами, вывернулась из его объятий. — Мне всегда хорошо.
Не хватало, чтобы меня жалели. Этого чувства достойны лишь начинающие путь щенки или заканчивающие его старики. Остальная категория в состоянии сама справиться с любыми проблемами, а если нет, то не жалеть надо, а пинать.