Флорентийский монстр
Шрифт:
И тогда я произнес роковые слова:
— Раз вилла открыта для публики, можно мне на нее посмотреть?
— Конечно, — сказал Специ. — Завтра поедем.
Глава 44
— Что за чертовщина с твоей машиной?
На следующее утро мы стояли на стоянке перед домом Специ. Дверцу его машины словно выломали ломом, повредив крыло с той стороны, где располагался радиоприемник.
— Украли радио, — ответил Специ. — Поверишь ли, на стоянке полно «мерседесов», «порше» и «альфа ромео», так им понадобился мой «талбот»!
Мы
— Нандо, — попросил Специ, — расскажи Дугу историю о Катапано.
— Ах, Катапано! Ну, это был истинный неаполитанец! — Нандо повернулся ко мне. — Был один босс неаполитанской каморры по имени Катапано. Его засадили в тюрьму Поджореале за убийство. Так уж вышло, что в той же тюрьме сидел убийца его брата. Катапано поклялся отомстить. Он сказал: «Я съем его сердце».
Заккария минуту помолчал, чтоб проглотить свою малтальяту и запить вином.
— Помедленнее, — сказал Специ, — и поменьше диалекта. Дуг не понимает диалекта.
— Извините! — Он продолжал рассказ. — Тюремные власти рассадили этих двоих по разным концам тюрьмы и постарались, чтобы они никогда не встречались. Но однажды Катапано прослышал, что его врага поместили в лазарет. Он с помощью заточенной ложки взял в заложники двух охранников и заставил их провести его в лазарет, достать ключи и войти, застав врасплох трех сиделок и врача. Он тут же набросился на врага и под полными ужаса взглядами врача и сиделок воткнул в него заточку и перерезал горло. А потом он хриплым голосом закричал: «Где у него сердце? Где печень?» Перепуганному врачу пришлось преподать ему краткий урок анатомии. Одним широким взмахом ножа Катапано вскрыл тело и, держа в одной руке сердце, а в другой печень, откусил от каждого.
— Катапано, — заключил Заккария, — стал среди своих легендой. В Неаполе сердце — это все: храбрость, счастье, любовь. Вырвать сердце врага и надкусить его — значит низвести его до куска мяса, лишить всего человеческого. А потом все телепрограммы передали врагам Катапано сигнал, что он способен осуществить страшную месть даже в тюрьме. Катапано доказал свою отвагу, свое умение организовать дело, свою склонность к театральным жестам — и все это в самой надежной из итальянских тюрем, на глазах пятерых перепуганных свидетелей!
Позавтракав, мы под холодным зимним то ли снегом, то ли дождем направились к вилле Биббиани. Дождь еще шел, когда мы, миновав двойные железные ворота, въехали на длинную аллею меж рядов зонтичных сосен. Остановились на стоянке, достали зонты и прошли к торговому зданию. Двери были закрыты и задвинуты засовами. Выглянувшая в окно женщина сказала, что у них закрыто на обед. Заккария, очаровав ее, спросил, где можно найти садовника, и узнал, что тот за виллой подметает ступени. Мы вошли под арку и очутились в потрясающем регулярном парке с подметенными мраморными ступенями, с зеркальными прудами, статуями и живыми изгородями. Вилла была заложена в 1550 годах флорентийским родом Фрескобальди, а сад сто лет спустя разбил граф Козимо Ридольфи. В девятнадцатом веке итальянские ботаники и экспортеры добавили в него тысячи растений редких видов и деревьев, завезенных со всего света. Даже в промозглой зимней сырости огромные промокшие деревья сохраняли холодное величие.
Мы прошли мимо виллы в дальний конец парка. Грунтовая дорожка тянулась мимо дендрария, уводя в густой лес, где на поляне за деревьями виднелась горстка ветхих домиков.
— Это там, — шепнул Специ, указывая на один из домиков.
Я взглянул вдоль грязной дороги на дом, хранивший последние тайны Монстра. Между деревьями плыл холодный туман, дождь стучал по нашим зонтам.
— Можно бы подойти поближе и рассмотреть, — предложил я.
Но Специ замотал головой:
— Ни в коем случае.
Мы вернулись к машине, отряхнули зонтики и забрались внутрь. Меня лично этот визит разочаровал. Рассказ Руокко звучал слишком гладко, а место показалось мне не подходящим для тайника.
На обратном пути к конторе Заккарии Специ рассказывал, что за план они разработали, чтобы уведомить полицию. Если просто вызвать полицейских, новость разлетится по всей Италии и мы с Марио останемся без сенсации. Следовало предусмотреть и реальную опасность на случай, если Антонио узнает, кто его выдал. Специ с Заккарией получат якобы анонимное письмо, которое, как добрые граждане, и передадут властям. Сенсация останется при них, а сами они — ни при чем.
— Мы это здорово раздуем! — восклицал Заккария, хлопая Специ по колену. — Им придется назначить меня министром юстиции!
Мы дружно расхохотались.
Через несколько дней после визита на виллу Биббиани Специ позвонил мне с мобильного.
— Мы это сделали, — сказал он. — Мы все сделали!
Он не стал вдаваться в подробности, но я понял: они передали в полицию анонимное письмо. Я стал расспрашивать, но Специ прервал меня словами «il telefonio е bruto», буквально означавшими «телефон — скотина». Мы сговорились встретиться в городе, и тогда он мне все расскажет.
Мы встретились в кафе «Чибрео». Странное дело случилось, по словам Специ, когда они пришли к главному инспектору. Тот наотрез отказался принять письмо и велел отнести его начальнику выездной бригады по расследованию убийств. Он, как видно, не хотел иметь ничего общего с этим делом и держался совершенно недружелюбно.
— Отчего бы главному инспектору отказываться от помощи в деле, которое может стать поворотной точкой его карьеры? — спросил меня Специ.
Заккария, хоть и сам был когда-то главным инспектором, не знал ответа.