Флорентийский монстр

Престон Дуглас

Я перешел к следующему по списку адвокату, затем к следующему. Наконец я отыскал такого, который взялся вести мое дело примерно за шесть тысяч евро и разговаривал как адвокат, а не как торговец подержанными машинами.

Как мы потом узнали, еще до ареста Марио вилла Биббиани в Капрайе и ее участок были обысканы людьми из ГИДЕС, искавшими оружие, предметы, коробки или документы, якобы подложенные нами. Они не нашли ничего. Для неистощимого на выдумки Джуггари это не составило проблемы. Он действовал так быстро, заявил он, что мы не успели воплотить свои коварные замыслы, — он преградил нам путь.

Глава 51

Седьмого апреля, в день ареста, Специ наконец доставили

в тюрьму Капание, в двадцати километрах от Перуджи. Его втолкнули на территорию тюрьмы и провели в помещение, где ничего не было, кроме одеяла, расстеленного на цементном полу, стола, стула и картонной коробки.

Охранник приказал ему вывернуть карманы. Специ повиновался.

Ему велели снять часы и крестик, который он носил на шее. Потом один из охранников гаркнул, чтобы он раздевался.

Специ снял свитер, рубашку, нижнюю рубашку и туфли и стал ждать.

— Все. Если у вас мерзнут ноги, встаньте на одеяло.

Специ разделся донага.

— Присядьте три раза, — приказал ему начальник охраны.

Специ не совсем понял, что это значит.

— Вот так, — сказал другой, приседая. — До самой земли. Три раза. И потужьтесь.

После унизительного обыска ему приказано было одеться в тюремную одежду, которую он нашел в картонной коробке. Охранники позволили ему взять одну пачку сигарет. Заполнив несколько бланков, они провели его в холодную камеру. Один из охранников открыл дверь, и Специ вошел. За спиной четырежды громко лязгнула сталь. Закрылась тюремная дверь, заложили засов и защелкнули замок.

Ужинал он в тот вечер хлебом и водой.

На следующее утро, 8 апреля, Специ разрешили встретиться с одним из адвокатов, спозаранку прибывшим в тюрьму. Предполагалось, что потом ему ненадолго позволят встретиться с женой. Охранник проводил его в комнату, где он нашел адвоката сидящим за столом, перед пачкой бумаг. Они едва успели поздороваться, как ворвался еще один охранник, с широкой улыбкой на рябом лице.

— Это свидание отменяется. Приказ из прокуратуры. Заканчивайте, если вы не возражаете…

Специ едва успел попросить адвоката уверить жену, что с ним все в порядке, прежде чем его вытолкнули из комнаты и заперли в одиночку.

В течение пяти дней Специ не знал, почему его внезапно лишили встречи с адвокатом и содержат в изоляции. Остальная Италия узнала об этом на следующее утро. В день ареста Специ государственный обвинитель Миньини попросил Марину де Робертис, следственного судью по делу Специ, прибегнуть к закону, обычно применявшемуся только против опасных террористов и верхушки мафии, представлявших серьезную опасность для государства. Специ лишили встреч с адвокатом и держали в одиночке. Целью этого закона было не дать опасным преступникам распорядиться об убийстве или запугивании свидетелей через своих адвокатов или посетителей. В данном случае его применили против чрезвычайно опасного журналиста Марио Специ. Пресса отметила, что в тюрьме со Специ обращались даже более жестоко, чем с Бернардо Провенцано, крупным боссом мафии, схваченным на Сицилии под Корлеоне через четыре дня после ареста Специ.

Пять дней никто не представлял, что происходит со Специ и где он. Его таинственный арест причинил мучительное беспокойство всем его друзьям и родным. Власти отказывались выдавать какую бы то ни было информацию о нем, о состоянии его здоровья или об условиях содержания. Специ просто канул в черную пасть тюрьмы Капание.

Глава 52

Я в Америке вспоминал слова Никколо, что Италии будет стыдно перед миром. Я твердо решил позаботиться о том, чтобы его слова сбылись. Я надеялся вызвать в Америке такую шумиху, которая пристыдила бы итальянское правительство и заставила бы его восстановить правосудие. Я обзвонил

все известные мне организации, занимавшиеся вопросами свободы печати. Я писал апелляции и объявления в сети. Они заканчивались словами: "Я прошу всех вас, пожалуйста, ради любви к истине и свободе слова, придите на помощь Специ. Такого не должно было случиться в стране, которую я полюбил, которая дала миру Ренессанс". В этом воззвании упоминались имена, адреса и электронные адреса премьер министра Италии Сильвио Берлускони, министра внутренних дел и министра юстиции. Воззвание подхватили и перепечатали на многих веб-сайтах, перевели на итальянский и японский, обсуждали во множестве блогов. Бостонский филиал ПЕН-клуба организовал эффективную кампанию по распространению писем. Мой друг, писатель Дэвид Моррелл (создатель Рэмбо), обратился с письмом протеста к итальянскому правительству, и так же поступили многие другие известные писатели, принадлежавшие к международной организации авторов триллеров — организации, у истоков которой я когда-то стоял. Многие из этих авторов были популярны в Италии, и их имена значили немало. Я получил заказ от "Атлантик монсли" написать статью о деле Монстра и об аресте Специ.

Тяжелее всего была неизвестность. Исчезновение Специ создало пустоту, заполнявшуюся мрачными предположениями и жуткими слухами. Специ оказался в руках у государственного обвинителя Перуджи, человека, обладавшего большой властью, и главного инспектора Джуттари, которого газеты прозвали "il super policiotto" ("суперполицейским") за откровенное пренебрежение законом. Все эти пять дней молчания я просыпался, думая о Специ, сидящем в тюрьме, и не знал, что с ним сейчас проделывают, и это сводило меня с ума. Мы все были на грани нервного срыва. Я опасался, что они сломают Специ — понятно было, что именно к этому они стремились.

Каждое утро я проводил в своей хижине в лесу Мэна, обзванивая всех, кого мог вспомнить, дрожа от ярости и бессилия и ожидая ответных телефонных звонков и действий тех организаций, с которыми я связывался.

Главный редактор "Нью-Йоркера" связал меня с Энн Купер, исполнительным директором Комитета по защите журналистов — организации, базирующейся в Нью-Йорке. Эта организация лучше других осознавала необходимость срочных действий. Они немедленно предприняли независимое расследование дела Специ в Италии, которым распоряжалась Нина Огнянова, координатор программы в Европе. Опрашивали журналистов, полицейских, судей и коллег Специ.

В первые дни после ареста Специ большая часть крупных ежедневных газет в Италии — прежде всего в Тоскане и Умбрии и особенно родная газета Марио "Ла Нацьоне" — воздерживались от полного освещения истории. Они сообщили об аресте Специ и о выдвинутых против него обвинениях, но подавали это как простую криминальную новость. Вопрос о свободе печати не поднимался. Никто не протестовал. Несколько журналистов высказались по поводу формулировки обвинения против Специ, который "создает помехи официальному следствию посредством прессы". В самой "Ла Нацьоне", как мы позже узнали, множество коллег Специ сражались с газетным начальством, возмущаясь таким трусливым освещением событий.

Беседуя со своими итальянскими друзьями и журналистами, я с удивлением обнаружил, что многие полагали, будто часть обвинений вполне может оказаться правомерной. Возможно, некоторые из моих итальянских коллег протестовали — в конце концов я не так уж хорошо знал Италию, а с итальянскими журналистами такие вещи происходили достаточно часто. Мое возмущение представлялось им наивным и немножко дерзким. Возмущаться — значит быть серьезным, искренним, то есть простаком. Многие итальянцы охотно принимали позу усталых от мира циников, которые во всем видят две стороны и слишком умны, чтобы принять за чистую монету уверения в моей и Специ невиновности.