Флот вторжения
Шрифт:
Русси выключил приемник. Ему было наплевать, что там изрек Адольф Гитлер. Жаль, что Гитлера не было в Берлине, когда ящеры бросили туда бомбу. Тамошний режим заслуживал огненного столба.
Но Вашингтон! Если Берлин олицетворял все мрачное и зверское, что только было свойственно человеческому духу, то Вашингтон был символом противоположного: свободы, справедливости, равенства…
Однако ящеры уничтожили и его.
Русси прошептал поминальную молитву по усопшим. Сколько человек погибло там, по другую сторону океана?
Он вспомнил плакаты,
Его мысли прервал тяжелый стук кованых сапог, шаги приближались к его кабинету. Дверь распахнулась. В тот момент, когда Мойше увидел лицо Мордехая Анелевича, он понял: боевой командир уже в курсе последних событий.
— Вашингтон… — произнесли они в один голос. Русси первым обрел дар речи:
— После такого нельзя преспокойно сотрудничать с ящерами, если мы не хотим заслужить ненависть всего остального человечества, которая, несомненно, обрушится на нас.
— Вы правы, — произнес Анелевич. Впервые за долгое время он полностью согласился с Русси. Но там, где Русси думал о справедливом и несправедливом, еврейский боец гонта автоматически стал анализировать ситуацию. — Однако мы также не можем идти против ящеров, если не хотим снова оказаться первыми кандидатами на уничтожение.
— Упаси Боже! — отозвался Русси. И тут же вспомнил о том, о чем с удовольствием забыл бы. — Мне же сегодня днем выступать по радио. Что я скажу? Боже, помоги мне! Что я скажу?
— Ничего, — быстро ответил Анелевич. — Выступив по радио, вы лишь еще раз докажете, что с потрохами продались ящерам. — Боевой командир задумался, после чего дал простой, практический совет, произнеся всего два слова: — Притворитесь больным.
— Золраагу это не понравится. Он решит, что я симулирую, и будет прав.
Однако Русси не зря учился на медицинском факультете. Даже сейчас, когда он произносил эти слова, ум его искал способы сделать ложную болезнь настоящей. Он быстро нашел средство; придется помучиться, но мучения эти будут ему наказанием за то, что он позволил ящерам сделать из него послушную игрушку.
— Слабительное… Какое-нибудь сильное слабительное, — сказал он. — Слабительное и здоровую дозу рвотного.
— А рвотное зачем? — удивился Анелевич. Русси издал отвратительные звуки позывов на рвоту.
Глаза командира увеличились и округлились. Он кивнул и усмехнулся:
— Это обязательно сработает. Рад, что мне не приходится торчать перед их микрофоном.
— Ха! — Это был не смех, а выраженное в одном слоге примирение с судьбой.
Русси рассчитывал, что столь зримые симптомы убедят Золраага в его «недомогании». Эпидемии в гетто, жуткие болезни, от которых страдало все человечество, похоже, немало тревожили ящеров. Русси хотелось бы поучиться в одном из их медицинских колледжей: несомненно, он узнал бы там больше, чем его мог научить любой земной врач.
— Если мы хотим, чтобы это сработало, нам придется предпринять еще кое-что, — сказал Анелевич. — Нужно договориться с генералом Бор-Коморовским. Здесь поляки должны быть с нами заодно. В противном случае ящеры натравят их на нас, а сами будут стоять и с улыбкой смотреть, пока мы не забьем друг друга насмерть.
— Да, — кивнул Русси, хотя он одновременно не доверял командиру Армии Крайовы и боялся его. Но у Мойше были и другие, более серьезные опасения. — Но даже если я не стану выступать по радио сегодня, мне все равно придется идти в студию. Самое позднее — через две недели, если я улягусь в постель и несколько дней подряд буду принимать рвотное.
От такой перспективы желудок Мойше грустно заурчал.
— О том, что будет после сегодняшнего дня, не беспокойтесь. — Глаза Анелевича были холодными и расчетливыми. — Я могу найти достаточное количество военной формы и достаточно бойцов-блондинов или русоволосых парней.
— Вы хотите совершить нападение на передатчик и обвинить в этом нацистов?
— Два раза в точку, — ответил Анелевич. — Жаль, что в моем отряде нет необрезанных мужчин. Люди знают разницу. Ящеры — вряд ли, но я терпеть не могу глупого риска. Есть поляки, которые считают, что немцы допустили всего лишь одну ошибку: оставили нас в живых. И если появится случай, они набросятся на нас.
— К сожалению, вы правы, — вздохнул Русси. — Пошлите одного из ваших бойцов за рвотным, а другого — за слабительным. Я не хочу, чтобы кто-нибудь запомнил, что я покупал лекарства, если ящеры потом станут задавать вопросы. — Он снова вздохнул. — Чувствую, мне вообще не захочется вспоминать о нескольких предстоящих мне часах.
— Охотно верю. — Глаза Анелевича смотрели на него иронично, но с немалым уважением. — Знаете, мне кажется, я бы предпочел быть раненным в сражении. Там это происходит хотя бы неожиданно. Но сознательно делать нечто подобное с собой…
Русси быстро взглянул на ручные часы (бывшая собственность одного немца, которому они больше не понадобятся).
— Постарайтесь поскорее достать лекарства. Ящеры появятся часа через три, к этому времени я уже должен быть в соответствующем больном виде. — Он осмотрел бумага, лежащие на столе. — Хочу убрать те, которые действительно нужны…
— … чтобы можно было заблевать все остальное, — досказал за Мойше Анелевич. — Это хорошо. Если при выполнении плана вы обращаете внимание на мелочи, это практически гарантирует успех. — Он поднес палец к своей серой кепке. — Об остальном я позабочусь.