Флот вторжения
Шрифт:
Действуя подобно машине, Уссмак всеми силами старался вести танк наилучшим образом. Он нашел участок, где еще оставалось достаточно много травы. Не той, зеленой и живой, а желтоватой, засыхающей. Но ее покров был достаточно плотным, и гусеницы вязли здесь с меньшей быстротой.
Вдали показалась стена низких, чахлых деревьев. Их голые ветки тянулись к небу, словно тощие умоляющие руки. Когда начались дожди, деревья сбросили листву. Уссмак недоумевал по этому поводу; такое казалось ему нелепым. На его Родине ни одно дерево не допускало подобного расточительства.
Он
Позади Уссмака послышалось слабое жужжание точных механизмов: это развернулась башня. Застрекотали спаренные пулеметы.
— Мы должны уничтожить каждого Большого Урода, прячущегося в деревьях, — со своим обычным пафосом провозгласил Крентел.
Однако на этот раз тон командира не подействовал на Уссмака раздражающе. Крентел действительно поступал разумно — делай он так почаще, Уссмак был бы доволен даже здесь, в этом холодном и влажном мире, похожем на громадный ком грязи.
Менее метра отделяло голову Генриха Егера от проносившихся с визгом пуль. Если на березах еще и оставались листья, пулеметные очереди срезали последние из них. В нынешней ситуации опавшие листья помогли ему укрыться от танка ящеров, который вел огонь.
От мокрой земли и мокрых листьев одежда на Егере набухла. Дождь хлестал по спине и струйками стекал за шиворот. Одна из пуль, отскочив рикошетом от ствола березы, обрызгала его лицо грязью.
Позади раздался негромкий смешок Георга Шульца:
— Ну что, майор, небось горюете по тем временам, когда мы не плавали, как пехота, в таком дерьме?
— Раз уж ты заговорил об этом, то да.
Ощущения Егера касались не просто многочисленных неудобств, которые приходилось испытывать здесь, на этом пространстве, открытом всем стихиям природы. Без танковой брони он чувствовал себя голым и беззащитным. Внутри своего «Т-3» он лишь посмеивался над пулеметными очередями. Сейчас же они могли прошить его драгоценное, нежное тело с той же легкостью, как и все остальное, что встречалось на их пути.
Егер чуть приподнял голову — ровно настолько, чтобы рассмотреть танк ящеров. Похоже, танк с величайшим безразличием относился ко всему, что рассчитывал совершить против него обычный солдат-пехотинец. И Егер вдруг понял, в какое отчаяние должен был повергать его собственный танк русскую или французскую пехоту, которая безуспешно пыталась остановить бронированную громадину. Да, теперь та же участь выпала ему самому.
Должно быть, партизан, примостившийся рядом с Егером, прочел его мысли.
— Такие вот делишки, товарищ майор. Что будем делать с этой дерьмовиной?
— Пока что подождем, — ответил Егер. — Если, конечно, вы не горите желанием умереть немедленно.
— После всего того, что за эти полтора года я получил от ваших нацистских придурков, смерть меня волнует меньше всего, — ответил партизан.
Егер повернул голову, бросив сердитый взгляд на союзника, с которым всего несколько месяцев назад у них мог бы состояться совсем иной разговор. Партизан, худощавый человек с большим носом и бородой с проседью, ответил не менее сердитым взглядом.
— Поверьте, для меня это столь же иронично, как и для вас, — сказал Егер.
— Иронично?
Партизан вскинул кустистые брови. Егеру было трудно понимать его речь. Этот человек говорил не по-немецки, а на идиш, и примерно каждое четвертое слово было майору незнакомым.
— Срал я на вашу иронию. Я спрашивал у Бога, могут ли дела стать еще хуже, чем при вас, немцах, и Ему пришлось сойти и показать мне. Пусть это будет вам уроком, товарищ нацистский майор: никогда не молите о том, что вам совсем не нужно, не то обязательно это получите.
— Верно, Макс, — ответил Егер, вопреки себе слегка улыбнувшись.
В одном ряду с евреями он не воевал со времен Первой мировой войны. Егер относился к ним с достаточным презрением. Однако сейчас от слаженности действий с этим евреем, возможно, зависит его жизнь.
Пулемет на танке ящеров прекратил поливать лес огнем. Башня развернулась в другую сторону. Егер только позавидовал скорости, с какой совершался разворот. Если бы у него была такая машина, он сумел бы ею воспользоваться по-настоящему. Но сейчас она находилась в бездарных лапах ящеров, которые едва ли соображали, как ею пользоваться.
Танк медленно полз по раскисшему чернозему вперед. За прошлогоднюю осень и эту весну Егер достаточно познакомился с русскими хлябями. Грязь моментально облепляла танк целиком. Теперь Егеру было приятно смотреть, как в той же грязи барахтается танк ящеров.
Его внимание переместилось с танка на грузовики и охраняющих их солдат. Этим грузовикам, как и любым колесным машинам, путешествие по бездорожью давалось тяжело. Московский подполковник НКВД оказался прав: машины были необычно тяжелыми. Почти беспрерывно то один солдат ящеров, то другой (в блестящих серых костюмах, скрывавших их с головы до когтей на ногах, они выглядели еще более чужеродными) подходили с разных сторон к грузовикам и укладывали что-то внутрь. Что именно — издалека Егеру было не разобрать.
«Надеюсь, нам не понадобится захватывать грузовик», — подумал он. Принимая во внимание состояние того, что русские из-за отсутствия какого-нибудь более отвратного слова называли дорогами, майор не был уверен, что отряд сможет захватить грузовик ящеров.
Тщательно замаскированный среди высокой пожухлой травы немецкий пулемет открыл огонь. Несколько ящеров упали. Некоторые бросились бежать, но другие, более сообразительные или опытные, распластались на земле, как это сделали бы люди. Веером разлетелись осколки, когда одна-две пули угодили в лобовое стекло грузовика. Что случилось с водителем, Егер не видел.