Флот вторжения
Шрифт:
Звук вертолетов изменился. Егер оглянулся, но за завесой дождя ничего не увидел. Тем не менее он попытался быть оптимистичным:
— Возможно, они садятся, чтобы прочесать лес. Если так, все их поиски будут напрасны. Макс не разделял его оптимизма.
— Не считайте их кретинами, черт бы все побрал, до такой степени.
— Их нельзя назвать хорошими солдатами, особенно в тактике, — серьезно ответил Егер. — Они достаточно смелые и, естественно, имеют замечательную технику. Но попросите их сделать что-либо не запланированное заранее, и они
«В этом смысле они даже хуже русских», — подумал Егер, но предпочел не высказывать свои мысли вслух.
Огонь с вертолетов не уничтожил всех людей в лесу. Винтовочные выстрелы захлопали вновь, и к их канонаде добавился стрекот пулемета. Затем с более резким и хлопающим звуком им ответили автоматы ящеров.
— Они высадили войска! — воскликнул Егер. — Чем дольше они там задержатся, тем больше у нас шансов на успех.
— И тем больше вероятность, что они поубивают моих друзей, — сказал Макс. — Думаю, ваших тоже. У сраного нациста есть друзья? Наверное, после тяжелого дня, вдоволь постреляв евреям в затылок, вы шли пить пиво с вашими сраными приятелями?
— Я солдат, а не палач, — ответил Егер.
Интересно, был ли Георг Шульц среди тех, кто нес пустые ящики? Если да, то сейчас он тоже хлюпает по грязи. Если нет… Егер подумал и об Отто Скорцени. Похоже, этот эсэсовский капитан обладал даром создавать безвыходные ситуации и потом выскальзывать из них. Но, подумав об эсэсовце Скорцени, Егер вспомнил про Бабий Яр. Скорее всего, это их рук дело.
— У вас, русских, тоже есть палачи, — прибавил Егер.
— Ну и что? Это вас оправдывает? — спросил Макс. Егер не нашел подходящего ответа. Еврейский партизан продолжал:
— Жаль, что меня не отправили в сибирский гулаг за несколько лет до того, как ваши сраные немцы заняли Киев. Тогда бы, срань господня, мне не пришлось видеть то, что я видел.
Дальнейший спор разом оборвался, так как Егер с размаху шлепнулся в грязь. Макс помог ему подняться на ноги. Они продолжили путь. Егер чувствовал себя столетним старцем. Один километр по этой хлюпающей, чавкающей, липкой грязи был хуже дневного марша по сухой и твердой земле. Егер со злостью подумал: «Есть ли сейчас в Советском Союзе хоть один квадратный сантиметр сухой и твердой земли?»
Его также занимало, подо что используется мягкая и сырая земля, по которой он уходил от ящеров. В Германии земля была всегда занята подо что-то вполне определенное: луг, сельскохозяйственные посевы, лес, парк, город. Этот участок земли не подходил ни под одну из подобных категорий. То была просто земля — дикая местность. И все это бесконечное изобилие использовалось в Советском Союзе кое-как.
Егеру пришлось внезапно прекратить свои презрительные размышления о советской бесхозяйственности. Голова его взметнулась вверх, точно у зверя, на которого охотились. Вертолеты ящеров снова поднялись в воздух.
— Придется нам прибавить ходу, — сказал Егер Максу. Майору хотелось бросить тяжелый ящик и бежать. Он оглянулся. Пелена дождя скрывала вертолет. Егеру оставалось лишь надеяться, что она поможет им спрятаться от ящеров.
Откуда-то с юга, с середины большого открытого поля, донеслись выстрелы. Егер узнал сочный голос немецкой пехотной винтовки. Конечно, сейчас невозможно было сказать, кому она принадлежит: то ли рядовому немецкому солдату, то ли совершенно непохожему на него русскому партизану. Ближайший к Егеру вертолет изменил курс, чтобы ответить на этот ничтожный выпад.
— Думаю, кто-то из тех двух пар отвлек врага на себя, — сказал Егер.
— Может, это один из евреев, спасающий вашу нацистскую шкуру. Что вы при этом чувствуете? — Однако Макс тут же добавил неуверенно: — А может, это какой-нибудь сраный нацист, спасающий мою. И как при этом чувствовать себя мне?
Впереди сквозь завесу дождя проступили очертания какой-то деревни, а может, небольшого городишки. Не сговариваясь, Егер и Макс решили обойти его далеко стороной.
— Как называется это место? — спросил Егер.
— Чернобыль, — ответил Макс. — Ящеры выгнали отсюда людей, после того как взорвался их корабль, но, возможно, оставили здесь небольшой гарнизон.
— Будем надеяться, что не оставили, — сказал Егер.
Партизан кивнул.
Если в городишке и был гарнизон, его не бросили на поиски бойцов отряда… А может, и бросили, но они попросту упустили Егера и Макса на таком-то ливне. Миновав скопление невзрачных деревянных строений и еще более уродливых бетонных, Егер взглянул на компас, чтобы вернуться на нужный курс.
Макс следил, как немец убирает компас в карман.
— Ну и как мы разыщем эту чертову повозку?
— Будем двигаться в этом направлении, пока…
— …пока из-за дождя не проскочим мимо, — перебил его еврей.
— Если у вас есть идея получше, я с удовольствием выслушаю ее, — ледяным тоном ответил Егер.
— У меня нет, черт возьми! Я думал, что у вас есть. Они продолжили путь, пройдя по краю небольшого леса и затем вернувшись на указанный компасом курс. У Егера в вещмешке был кусок черного хлеба и немного колбасы. Доставать их одной рукой было крайне неудобно, но он умел это делать. Егер разломил хлеб, раскусил пополам колбасу и подал Максу его долю. Еврей помедлил, но съел. Через некоторое время Макс достал из бокового кармана небольшую жестяную фляжку. Вытащил пробку и передал фляжку Егеру для первого глотка. Водка обожгла майорское горло, словно огонь.
— Спасибо, — сказал Егер. — В самый раз. Он прикрыл большим пальцем горлышко фляжки от дождя и возвратил ее Максу.
Откуда-то сбоку послышалась русская речь. Егер вздрогнул, потом бросил ящик и схватился за винтовку, висящую на спине. Затем кто-то добавил по-немецки:
— Да, нам бы сейчас не помешал глоток чего-нибудь бодрящего.
— Мы их нашли, — сказал Егеру Макс, когда, шлепая колесами по грязи, к ним подъехала повозка. — Удивительно, сучьи потроха, но, похоже, это так, черт меня подери…