Флот вторжения
Шрифт:
— Осставасса сдессь, — приказал один из охранников. У него был настолько чудовищный акцент, что Йенс с трудом понял эти слова.
Затем охранник покинул церковь. Пока дверь закрывалась, Ларсен успел увидеть, как он вместе с напарником вприпрыжку бегут к универмагу, в пекло, считавшееся у них нормальной температурой.
— Так за что же тебя все-таки загребли, а, новичок? — вновь спросила одна из женщин.
Это была разбитная крашеная блондинка почти одного с Йенсом возраста. Наверное, ее можно было бы назвать хорошенькой, если
Остальные обитатели церкви имели столь же неряшливый вид. Лица, повернутые к Ларсену, были преимущественно чистыми, но тяжелый запах, почти как в хлеву, говорил о том, что никто из них давно не мылся. Йенс не сомневался, что и от него самого пахнет не лучше. Он тоже почти забыл, как выглядит мыло. Зимой мытье без горячей воды скорее грозило воспалением легких.
— Привет, — поздоровался Йенс. — Ума не приложу, за что меня загребли. Думаю, они и сами не знают. Меня засек один из их патрулей, когда я ехал на велосипеде, и потащил сюда для расспросов. Теперь ящеры почему-то не хотят меня выпускать.
— Поди пойми этих маленьких придурков, — ответила блондинка.
Губы она не красила (может, просто помада кончилась), зато, как будто желая компенсировать одно другим, почти докрасна нарумянила щеки.
Слова блондинки вызвали у «прихожан поневоле» поток брани.
— Я давил бы им костлявые шеи до тех пор, пока их жуткие глаза не повылезают наружу, — сказал мужчина с кудлатой рыжей бородой.
— Засадить бы их в клетку и кормить мухами, — предложила другая женщина, худая, смуглая и седовласая.
— Я бы даже не возражал, если бы наши шарахнули сюда бомбой и оставили от нас мокрое место, но уж зато и от ящеров — тоже, — прибавил коренастый парень с багровым лицом. — Эти чешуйчатые сукины сыны даже не разрешают нам выйти, чтобы раздобыть сигарет.
Ларсен сам мучился от вынужденного никотинового воздержания. Но этот «краснокожий» говорил так, словно готов был простить ящерам что угодно, вплоть до уничтожения Вашингтона, если бы ему дали закурить. Это заставило Йенса поморщиться.
Он сообщил, что его зовут Пит Смит, и в ответ услышал целую кучу других имен. Йенс не слишком хорошо умел связывать в памяти лица с именами. Поэтому ему понадобилось какое-то время, чтобы запомнить, кого здесь как зовут. Седую женщину звали Мэри, крашеную блондинку — Сэл; рыжебородый мужчина был Гордоном, а парень с багровым лицом — Родни. Если уж называть всех, здесь были еще и Фрэд, Луэлла, Морт, Рон и Алоизий с Генриеттой.
— Свободных скамеек пока хватает, — сказал Родни. — Чувствуй себя как дома.
Оглядевшись, Ларсен увидел, что люди соорудили себе гнезда из той одежды, какая у них была. Спать на жесткой скамье, завернувшись в пальто, — это не очень-то напоминает домашний уют, но что ему остается делать?
— Где здесь мужской туалет? — спросил Йенс. Все засмеялись.
— Такой штуки здесь нет, — хихикнула Сэл, — как, впрочем, и комнатки, чтобы попудрить носик. И водопровода тоже, понимаешь? Вместо этого у нас… как ты их называешь?
— Отхожие ведра, — подсказал Алоизий. На нем была одежда фермера. Судя по обыденному тону, он был хорошо знаком с подобным атрибутом сельской жизни,
Ведра находились в закутке позади двери, остававшейся прочно запертой. Ларсен сделал все, что ему требовалось, и поспешил как можно быстрее выбраться оттуда.
— Мой отец вырос с сортиром на два очка, — сказал он. — Никогда не думал, что мне придется снова с этим столкнуться.
— Уж лучше бы это был сортир на два очка, — возразил Алоизий. — Там хоть сидишь на заднице, а не на корточках, как над этими ведрами.
— А чем у вас…то есть у нас… занимаются, чтобы убить время? — поинтересовался Йенс.
— Как правило мы промываем кости ящерам, — проворно ответила Сэл, и ее слова потонули в громких и грубых возгласах одобрения. — А можно выдумывать небылицы, — добавила Сэл, стрельнув в него глазами. — Я вот могу так завраться насчет своего успеха в Голливуде, что сама почти верю.
Йенсу показалось, что в ее словах больше тоски, чем кокетства. Сколько же ее здесь держат?
— У меня есть карты, — сказал Гордон. — Но играть в покер без настоящих денег — чушь собачья. Я тут три или четыре раза выигрывал миллион долларов, а потом все опять спускал из-за пары паршивых семерок.
— У нас найдутся четверо для бриджа? — Ларсен был страстный любитель сыграть в бридж. — Чтобы получать удовольствие от этой игры, деньги не нужны.
— Я умею играть, — признался Гордон. — Хотя, по-моему, покер все же лучше.
Двое других людей заявили, что тоже не прочь перекинуться в бридж; все сели за стол. Поначалу Йенс испытывал самозабвение, какое только может испытывать узник. Учеба и работа никогда не оставляли ему столько времени для карт, сколько хотелось бы. Сейчас же он мог играть в свое полное удовольствие и не испытывать угрызений совести. Однако другие заключенные, не разбирающиеся в тонкостях бриджа, выглядели такими угрюмыми, что энтузиазм Йенса быстро пропал. Да и по-честному ли это, когда несколько человек развлекаются, а остальные не могут принять в этом участие?
Церковная дверь отворилась. На пороге появилась высокая худощавая женщина. Ее волосы были стянуты в тугой узел, а лицо неодобрительно сморщено. Женщина поставила коробку с консервами.
— Вот ваш ужин, — сказала она, словно отстригала ножницами каждое слово.
Не дожидаясь ответа, женщина вышла и с шумом захлопнула за собой дверь.
— Что ее так грызет? — спросил. Йенс.
— Это ты верно подметил, грызет, — презрительно мотнула головой Сэл. — Она говорит, что мы объедаем тех, кто живет в этом жалком городишке и не имеет ни крыши, ни очага. Как будто мы просили загонять нас сюда!