Флоузы
Шрифт:
— Дед сказал, что он плохо себя чувствует и не хочет вставать с постели, — ответил Локхарт и подождал, пока не раздались новые выкрики Флоуза, на этот раз проезжавшегося по поводу профессиональных качеств доктора Мэгрю. — Не кривя душой, могу то же самое сказать и в отношении моей тещи. Она сейчас недомогает. И, кроме того, появление моего отца со всеми вытекающими отсюда для нее финансовыми последствиями, естественно, привело ее, мягко говоря, в нервное и раздраженное состояние.
Последние слова были истинной правдой. Ночь, проведенная в непрерывных попытках перетереть связывавшие ее веревки о железный каркас
— Я ничего не мог поделать, — оправдывался Таглиони, — я итальянец, а английские женщины… — ну, вы знаете, что это такое.
— Знаем, — подтвердил Балстрод, который догадывался, что последует дальше, и был не расположен все это выслушивать. — И вы влюбились друг в друга? — спросил он, чтобы хоть чем-то скрасить обнаруженную покойной мисс Клариссой Флоуз прискорбную склонность к иностранцам.
— Да. Мы влюбились. Можно и так записать.
Балстрод записывал, бормоча про себя, что ему не доставляет удовольствия узнавать такого рода подробности про мисс Флоуз.
— Ну и что было дальше?
— А вы как думаете? Я ее трахнул [23] . Балстрод вытер вспотевшую лысину носовым платком, а доктор Мэгрю злобно сверкнул на итальянца глазами.
— У вас состоялось половое сношение с мисс Флоуз? — спросил адвокат, когда снова обрел дар речи.
— Половое сношение? Не знаю. Мы потрахались. Это же так называется, верно? Вначале я ее, потом она меня, потом…
— Сейчас получишь, если не заткнешься! — заорал Мэгрю.
— А что я такого сказал? — удивился Таглиони. — Вы же…
23
Здесь — та же игра слов.
Но тут вмешался Локхарт.
— Не думаю, что нам стоит вдаваться в дальнейшие подробности, — примирительно сказал он. Балстрод с энтузиазмом согласился.
— И вы готовы заявить под присягой, что являетесь отцом этого человека и не сомневаетесь в своем отцовстве? — спросил он.
Таглиони подтвердил все перечисленное адвокатом.
— Тогда подпишите тут, — показал Балстрод и дал ему ручку. Таглиони расписался. Подлинность его подписи была засвидетельствована доктором Мэгрю.
— И позвольте узнать ваш род занятий? — необдуманно спросил Балстрод.
— Вы хотите сказать — чем я зарабатываю? — переспросил Таглиони. Балстрод кивнул. Таглиони поколебался, но затем решил хоть раз за сегодняшнее утро сказать правду. Мэгрю готов был броситься и растерзать его, и Локхарт поспешно выпроводил итальянца из комнаты. Балстрод и Мэгрю остались вдвоем в кабинете, не в силах вымолвить ни слова.
— Нет, вам приходилось слышать нечто подобное?! — выговорил наконец Мэгрю, когда его сердцебиение более или менее пришло в норму. — И у этой скотины
— Дорогой Мэгрю, — ответил Балстрод, — только теперь я понимаю, почему старик включил в завещание условие, что отец его незаконнорожденного внука должен быть порот до тех пор, пока его жизнь не повиснет на ниточке. Он, по-видимому, обо всем этом догадывался.
Доктор Мэгрю выразил свое согласие с таким предположением.
— Лично я хотел бы, — заявил он, — чтобы это условие было сформулировано жестче: пороть, пока его жизнь не слетит с этой ниточки.
— Слетит куда? — поинтересовался адвокат.
— Пока она не оборвется, — ответил доктор Мэгрю и налил себе флоуз-холловского виски из графина, стоявшего в углу на подносе, Балстрод присоединился к нему.
— Это поднимает очень интересный вопрос, — сказал он после того, как они по очереди выпили за здоровье друг друга, а потом и за то, чтобы Таглиони досталось по заслугам. — А именно вопрос о том, что может практически означать выражение «жизнь, повисшая на ниточке». Суть вопроса — как определить прочность этой ниточки, как предвидеть момент, когда она оборвется.
— Я как-то не думал об этом, — ответил доктор Мэгрю, — но сейчас, после того, что вы сказали, такая формулировка вызывает у меня серьезные возражения. Точнее, мне кажется, было бы сказать «на волосок от смерти».
— Это все равно не отвечает на вопрос. Жизнь — это время. Мы ведь говорим о продолжительности жизни человека, а не о том, какое место его жизнь занимает в пространстве. А слова «на волосок от смерти» характеризуют именно место в пространстве, но ничего не говорят нам о моменте времени.
— Но мы же говорим о долгой жизни, — возразил Мэгрю, — а это предполагает и какое-то ее протяжение в пространстве. Если, например, под долгой жизнью мы будем понимать восемьдесят лет — я полагаю, такой срок можно назвать долгой жизнью, — тогда нормальной продолжительностью жизни можно считать, скажем, семьдесят. Лично мне доставляет удовольствие то, что, судя по комплекции этого паршивого итальяшки и по его общему состоянию, эта скотина не дотянет до сроков, отмеренных человеку в Библии. И далеко не дотянет. На всякий случай, просто чтобы подстраховаться, допустим, что он дожил бы до шестидесяти лет. Значит, по отношению к шестидесяти годам висеть на ниточке — это…
Их дискуссию прервало появление Локхарта, сообщившего, что, дабы не беспокоить деда и недомогающую миссис Флоуз, он решил провести вторую часть сегодняшней церемонии в башне.
— Додд готовит его к порке, — сказал Локхарт, предложив пройти туда. Два старика последовали за ним, продолжая увлеченно обсуждать, как практически понимать смысл выражения «жизнь, которая висит на ниточке».
— У этого состояния, — продолжал спор Мэгрю, — есть как бы две грани: на ниточке до момента смерти и сразу же после него. Но сама смерть — это очень неопределенное состояние, и поэтому, прежде чем начинать выполнение этого условия завещания, следовало бы решить, что конкретно оно подразумевает. Некоторые авторитеты считают, что смерть наступает в тот момент, когда перестает биться сердце. Другие утверждают, что мозг, как орган сознания, способен функционировать еще в течение какого-то времени после того, как останавливается сердце. Поэтому, сэр, давайте определим, что…