Фобия
Шрифт:
— А последний укол случайно не она ему делала?
— Какой такой последний?
— Такой. Дядя сам попросил или Наталья проявила инициативу?
— Он же умирал, Мариночка.
— А дверь? Он же не мог дверь за ней закрыть. У нее были свои ключи, так?
— Ну, что ты такое говоришь! Какие ключи!
— Я тебе перезвоню, папа.
— А деньги, Мариночка? Как с деньгами-то?
— Я все устрою.
— Значит, дашь?
— Дам.
— Вот спасибо тебе! Огромное спасибо! И от меня, и от Натальи. Только…
— Что только?
— Тысячу, наверное, будет маловато.
— Ну две тысячи. Что,
— …Сколько же Виктор покойный, царство ему небесное, оставил?
— Папа, это ты?
— Я, Мариночка.
— Я что-то совсем не помню твой голос.
— Сколь уж не видались!
— Это точно ты?
— А кто ж?
— Кто тебя надоумил мне позвонить? Ах, да! Наталья! Что ж. Я тебе, папа, попозже перезвоню. Если это ты.
Длинные гудки.
— Вас слушают.
— Федор Миронович? Здравствуйте. Это Рина. Марина Водопьянова.
— Мариночка? Как же, как же! Любимая клиентка! Узнал, узнал.
— Послушайте, я не могу как-нибудь оформить пенсию папе?
— Пенсию? Папе?
— Ну да. Он просит денег, причем хочет получать их ежемесячно, а я почему-то не хочу его видеть у себя дома. Не могу. Мне кажется, он врет. Все время врет. Я ему никогда не была нужна.
— Значит, денег просит? Ты правильно сделала, что мне позвонила. У меня тут есть одна бумага, подписанная твоим отцом.
— Какая бумага?
— Ты же после совершеннолетия к дяде жить ушла. Так?
— Да.
— К этому времени женщина, которую он любил… Ну, словом, она умерла. И твой дядя решил, что вам с ним лучше будет вместе. Два одиноких человека, родственные души. И ему радость, и тебе не с мачехой жить. А квартира, на которую ты имела все законные права, осталась твоему отцу.
— Ну и что?
— Дело в том, что Виктор попросил меня составить бумагу, по которой твой отец получает причитающуюся тебе долю собственности в вашей квартире, а взамен отказывается от всего имущества, которое его дочь может получить в наследство. Он получает квартиру, но отказывается от всего прочего.
— От чего прочего?
— На тот момент это была квартира Виктора, куда он тебя и прописал. Получался равноценный обмен квартиры на квартиру. Твой дядя тогда еще не был богатым человеком. Времена-то какие были, помнишь небось? Он раньше был крепким руководителем, честным партийцем. Это после смерти Анны перевернуло всего, в бизнес подался, как раз и социализму конец пришел. Виктор-то здорово рисковал, да везло. Потом уже и фабрику купил, акции, конечно, контрольный пакет. Но об этом после. А твой отец от всех прав на наследство брата письменно отказался в твою пользу еще двенадцать лет назад. Отказался безо всяких оговорок, так-то. И даже если с тобой вдруг что-то случится… Ты уж прости, что говорю об этом, но, одним словом, отец твой ничего не получит. Он от всех своих прав отказался раз и навсегда. И есть завещание в твою пользу. Вот так.
— Значит, ему невыгодно было убивать дядю?
— Убивать?
— Его жена делала дяде уколы.
— Мариночка, он все равно умирал. Днем раньше, днем позже… И пойми: я не могу ничего из имущества Виктора оформить на твоего отца. Не имею права.
— Да, но я же всем этим распоряжаюсь. Так?
— Да.
— Я могу оформить?
— Так
— Он что, пьет?
— Да, Марина.
— И… сильно?
— Его уволили за пьянку с работы.
— А он сказал, что сам ушел, потому что мало платят…
— Он тебе наговорит!
— Но если у меня так много всего, неужели же нельзя поделиться? Ведь я всего этого не проживу.
— У тебя могут быть дети, внуки.
— Нет.
— Ну, перестань, девочка! Перестань.
— Да-да. Я вспомнила.
— О чем?
— Так. Да, мне скоро нужны будут деньги. Много денег. Я могу на вас рассчитывать?
— Ну конечно!
— Вы ведь никогда не называли мне сумму, Федор Миронович.
— Еще рано.
— Но… Тысяч пятьдесят долларов? Могу я их получить?
— Зачем тебе такие большие деньги?
— Потом скажу.
— Марина, ты ничего от меня не скрываешь? Быть может, тебя шантажируют?
— Шантажируют? Кто?
— Ну, не знаю. Или мужчина?
— Что?
— У тебя появился мужчина? Кто он?
— Никого нет, Федор Миронович.
— А что с голосом? Хорошо, хорошо… Будь осторожна. А с драгоценностями очень умно получилось. Молодец!
— Я…
— Ну-ну. Лежи, отдыхай. Нога твоя скоро срастется, ты молодая.
— До свидания, Федор Миронович. Так, значит, с пенсией папе ничего не получится?
— Советую тебе раз и навсегда ему отказать. В конце концов, он поступил с тобой тогда, двенадцать лет назад, не совсем красиво. Как сейчас помню возню с этой квартирой. Короче, они с женой выписали тебя, и все. Тайно, ты об этом и не знала. И Виктор тебя не расстраивал, ничего не говорил. Но когда он узнал, то здорово рассердился и велел мне составить бумагу. Брату — ничего, никогда, ни при каких условиях. Да это и правильно. Согласись, что эти люди тебе не семья. У них к тебе теперь совершенно конкретный интерес: деньги.
— Да-да, я понимаю.
— Очень хорошо, что понимаешь. Я ему позвоню.
— Кому?
— Твоему отцу.
— Ой, может, не надо? Некрасиво получается.
— Зато правильно. Кстати, как твои дела?
— Какие дела?
— Капитан Севастьянов больше не беспокоит?
— А почему он должен меня беспокоить?
— Видишь ли, он человек упрямый. К тому же старой закалки. С молодыми-то просто договориться, сейчас и не такие дела прекращают либо за отсутствием состава преступления, либо за недостаточностью доказательств. До суда-то и не доходит. Кому надо? Следователи не дураки, все жить хотят, и жить хорошо. А этот Севастьянов упертый. Ну подумаешь, тормозной след вызывает сомнения! Это же мелочь, честное слово! У вас с ним не было никаких трений?