Фобия

Андреева Наталья Вячеславовна

— Да-да.

— Вернулось это. Страх. Когда звонит телефон, я в первый момент испытываю жуткий страх. Что-то липкое, черное, большое заползает в душу и начинает медленно, по частям, меня пожирать. Резко учащается пульс, затрудняется дыхание, поднимается давление. А ведь у меня больное сердце. Врачи говорят, что это врожденное. Мама умерла от порока сердца, когда меня рожала. Я росла одна. То есть не одна. У меня были папа и дядя. Но у папы были женщины, другие женщины, после того как умерла мама, да и у дяди, возможно, кто-то был. А у меня был только телефон. Они уходили, а потом звонили и спрашивали, как я себя чувствую. Потом говорили, что задержатся или что скоро придет очередная тетя и меня накормит.

Я с детства ненавижу телефоны. Просто ненавижу! Но в то же время совершенно не умею общаться с людьми как-нибудь по-другому. Вы, конечно, не понимаете, как это так. Никто не понимает. Не может понять. А я не могу ничего толком объяснить. Как это так? Человек ненавидит своего палача, но каждый раз послушно подставляет голову под топор и не может все это прекратить. Просто одним махом взять и прекратить: отключить телефон. Помогите мне отключить телефон.

— Выньте вилку из розетки.

— Нет, это невозможно! Тогда я останусь совсем одна, и никто, вы меня понимаете — никто… На самом деле я всегда мечтала это сделать: взять и отключить телефон. Мечтала с самого детства. Но все время думала: а вдруг позвонит мама? Конечно, мне сказали, что она умерла, но как, по-вашему, ребенок может это понять? «Умерла»! «Мама умерла»! У всех есть мамы, значит, и у меня есть. А слово «умерла»… Для ребенка это значит, что мама просто уехала куда-то надолго. И папа, и дядя, они тоже уходили, уезжали. И тоже надолго. А потом звонили. И мне все время казалось, что мама тоже позвонит. Теперь мне так же кажется, что может позвонить Марк. Хотя он тоже умер. И пусть я знаю, что такое смерть, я видела ее и могу ее принять, но мне по-прежнему кажется, что на том свете обязательно стоит телефон и у всех умерших есть право на один звонок. Хотя бы на один. И уж на этот раз они просто обязаны сказать правду.

— А что вы хотите узнать?

— Я хочу узнать, зачем он на мне женился. Я не верю, что из-за денег человек способен ежедневно, ежесекундно лгать другому человеку. И как лгать! Все говорят, что это возможно, обман сплошь и рядом, а я, мол, не понимаю таких элементарных вещей, потому что никогда ни в чем не нуждалась… Короче, я не могу отключить телефон.

— Скажите, а вы врачу когда-нибудь показывались? Невропатологу? Психотерапевту?

— Да. Еще в детстве. Однажды дело дошло до сердечного приступа. Телефон зазвонил, я взяла трубку, услышала незнакомый женский голос… Она сказала: «Дочка». Вернее, «Дочка, это ты?». А потом оказалось, что просто ошиблись номером. А меня отвезли в больницу. Дядя позвал туда же детского врача-психиатра, меня лечили, делали какие-то уколы, давали таблетки, и вроде бы все прошло. Остался только страх перед телефоном. Я никогда не любила звонить подругам и спрашивать у них задание на дом. Мне всегда очень трудно было поднять трубку и набрать номер. Отчего-то неловко и очень стыдно. Как будто я могу кому-нибудь помешать, вторгнуться в чьи-то важные дела, в личную жизнь. Или надо мной будут смеяться.

— Смеяться?

— Да-да. Смеяться. Потому что я никогда не могла сказать ничего умного и достойного.

— А что теперь? Вы сказали, что страх к вам вернулся?

— Да. Видите ли, мой муж… Словом, когда мы решили пожениться, я, разумеется, рассказала ему обо всем. О своем больном сердце, о том звонке, о приступе, о неприязни к телефонам. И он решил мне помочь.

— Интересно, каким образом?

— Он предложил мне поработать секретарем на телефоне. В его фирме. Мол, если я каждый день буду отвечать на звонки и сама звонить поставщикам и клиентам, то все пройдет. То есть неприязнь к телефону. Это просто станет делом привычным и потому не страшным.

— И как? Помогло?

— Сначала мне показалось, что да. Я действительно привыкла делать звонки и нормально разговаривать, не видя лица собеседника.

И застенчивость куда-то делась. Я даже стала резкой, грубой. Ведь если каждый день тебя буквально достают люди, которым что-то до зарезу нужно… Короче, меня все это стало раздражать. И теперь, когда все разом обрушилось, я поняла, что если раньше это была просто неприязнь к телефону, то после года работы секретарем на телефоне она переросла в ненависть. Я не могу к ним относиться иначе как к убийцам.

— К телефонам?

— Да. Мы живем в ужасное время. Благодаря этим маленьким устройствам мы доступны и уязвимы везде: дома, на улице, в автобусе, в магазине, на работе. Мы беззащитны, потому что некуда спрятаться. В любой момент он может зазвенеть в твоей сумочке или в твоем кармане, и кто-нибудь спокойным голосом вдруг скажет что-то ужасное. И страх… Они могут убить везде. Человек переходил улицу и услышал об измене любимой. А тут машина несется на высокой скорости. Только один шаг — и все кончено. Звонок в машине — и даже радостное известие может привести к аварии. Все вокруг только и ждут, когда ты станешь уязвимым, чтобы тебя уничтожить. Плохим известием или хорошим, но обязательно уничтожить. Это есть конечная цель: уничтожение другого человека. Именно для этого придумали телефон. Чтобы убивать в любом месте, в любое время…

— Послушайте, вы должны ко мне приехать.

— Зачем?

— Может быть, мы попробуем гипноз? У вас сформировалась фобия. Телефонная фобия. Вам обязательно надо лечиться.

— Я не могу выйти из дома.

— Хотите, я к вам приеду?

— Вы что, выезжаете на дом?

— Если требуется помощь. А вам срочно требуется помощь.

— Да, я не знаю, что может случиться со мной дальше. Мне плохо. Сначала позвонили и сказали, что умер дядя. Он столько лет меня от всего оберегал! Потом Ника сообщила, что у моего мужа есть любовница. Это был такой удар! Я позвонила в детективное агентство, и вскоре выяснилось, что подруга сказала мне правду: муж по субботам ездит к любовнице. А потом позвонили и сказали, что он погиб. По-моему, я уже давно должна была умереть. Любое из этих известий способно свести в могилу. И все через телефон! Ну не убийца ли?

— Вам надо лечиться.

— Я подумаю.

— Нельзя думать. И медлить нельзя.

— Вам, как и всем, нужны мои деньги. Кажется, я дала понять, что богата. Сколько вы берете за один сеанс?

— Вообще-то это дорого…

— Вот видите! Все дорого. Нет, я понимаю, что платить надо. Но я, по-моему, слишком уж переплачиваю за все. За дружбу, за любовь, за возможность иметь нормальную семью… Кстати, сколько я должна за этот разговор?

— Я вам еще не помогла.

— Не надо.

— Но почему?

— Я вам не верю. Куда перевести деньги?

— Подождите…

— Номер счета?

— Ну хорошо. Вам надо обратиться к моему секретарю. Перевести вас?

— Вот видите! А что, если я сейчас просто повешу трубку и не перечислю никаких денег? Что, если вы за этот час ничего не заработали?

— Вы мне еще раз позвоните.

— Вы уверены?

— Да. Позвоните обязательно. Если не захотите окончательно сойти с ума.

— А мне что, это грозит?

— Да. У вас очень тяжелое нервное заболевание.

— Хотите сказать, что никто мне не звонит, я просто слышу голоса?

— А что, идут какие-то звонки?

— Да. Или мне это кажется? Потому что я снимаю трубку, а там молчание. А может, он вовсе и не звонит, телефон? Может, мне только кажется, что он звонит? Как это проверить?

— Оставьте мне свой номер.

— Не-е-ет!

— В конце концов, у нас есть определитель. Вы не против, если я вам перезвоню?

— Вам нужны деньги. Понимаю: это ваша работа. Вам всем нужны деньги, вы все зарабатываете деньги. А на мне так просто заработать деньги…