Фол последней надежды
Шрифт:
Екатерина Морозова
Фол последней надежды
Я стояла в своей комнате перед зеркалом во весь рост, разглядывая ужасные синяки на ногах, оставшиеся после моделирующего массажа. Это всё Сонька виновата! "Твои нижние конечности станут лучшими ногами в истории человечества", "Кожа станет упругой, как попка младенца!" - передразнивала я подругу в зеркало, корча морды своему отражению, как невоспитанная дикая обезьяна. Адские муки от сильных рук опытного престарелого массажиста пока не принесли
– Ну, сестрец, у тебя и ноги! Кто тебя так?
– присвистнул брат, зашедший в комнату.
– Красота требует жертв, - попыталась я оправдать ужасные пятна, покрывающие загорелую кожу.
Взяв с полки тюбик тонального крема с корректирующим эффектом, я начала упорно втирать эмульсию в синеватые пятна на коже. Однако, вместо ожидаемых перемен в лучшую сторону, я получила лишь серые пятна вместо синих, просвечивающих сквозь толстый слой основы для макияжа.
– Не слышал, чтобы в моду вводили телесные повреждения, - ёрничал противный брательник.
– Ты отстал от современных тенденций, деревня!
– поддразнила я Ваньку, который совершенно не отреагировал на мою дерзость.
– И для кого ты так стараешься, жертва моды?
– поинтересовался он.
– Парня у тебя всё равно нет.
– Как же он появится, если ноги с "апельсиновой коркой"?
– Надо меньше булок есть, и пирожных, которые ты можешь пачками уплетать, вместе с обёрткой, - заржал Иван.
– Ну, ты то у нас, конечно, эталон мужской красоты, - я окинула оценивающим взглядом худощавую фигуру старшего брата.
Делала я это скорее из вредности, поскольку кроме премерзкого характера, брат обладал смазливой наружностью и безупречным чувством стиля.
– Зато девушкам я нравлюсь, - показал язык несносный брат.
– А меня девушки не интересуют, если бы ты знал, - так и хотелось его стукнуть по голове, украшенной копной каштановых волнистых волос.
Вот так всегда. Ему досталось от родителей самое лучшее: густые волосы и зеленые глаза, в то время как меня природа одарила лишь тонкими пшеничными прядями, разлетающимися от любого порыва ветерка, и серыми глазами, которые всегда казались мне невзрачными. Для создания образа "воздушной небожительницы", приходилось постоянно худеть, чтобы не казаться огромной печёной ватрушкой, украшенной жидкой прической и незаметным цветом глаз.
– Ладно, Нинель. Забудем старые обиды, - предложил Ваня.
– У меня к тебе есть предложение.
– Если хочешь подмазаться, перестань называть меня Нинель. Меня это дико раздражает!
– я начинала злиться из-за не желающих исчезать под тоннами крема синяков и брата, пребывающего в своем вечном репертуаре "молодого ретивого самца", рассыпающегося в собственноручно придуманных словечках и именах.
– Нин, ну хватит тебе. Не я же одарил тебя синяками!
– возмутился Иван. Успокоившись, он примирительным тоном огласил своё, казавшееся ему заманчивым, предложение: - Завтра игра Премьер-Лиги. Я в очереди вчера шесть часов простоял за билетами!
– совесть Ваньку никогда не мучала, поскольку сам он отстоял в огромной очереди меньше часа, остальное время "простоя" оплатив нашему кузену, охотливому до денег, который, получив своё вознаграждение, с удовольствием потолкался среди футбольных фанатов еще пять часов подряд.
– Мы завтра с Лариской на футбол идем.
– Ну, а от меня-то ты чего хочешь?
– никак не могла я понять брата.
– Чтобы ты с нами пошла.
– Зачем?
– совсем обалдела я от предложения Ваньки, прекрасно осведомленного, что не сыскать человека, меньше соображающего в футболе, чем я. Мои предпочтения в светских развлечениях ограничивались походами в кино, театр, и иногда в ночной клуб. Что до футбола, то мне было абсолютно параллельно на пытающихся отнять у друг друга мячик, в течение девяноста минут, мужчин.
– Так с нами еще Витёк пойдет...
– промямлил брат, знающий, какая реакция за этим последует.
Мой любимый предприимчивый брат всегда искал выгоду во всём. Он использовал любой шанс для достижения внезапно возникающей в его голове очередной цели. Виктор Бобров не был исключением. Поскольку друг Вани был давно и безответно в меня влюблен, я догадывалась, что брату что-то понадобилось от несчастного Боброва, ради чего он готов был помучить и друга, и сестру.
– Сдурел?
– одарила я брата всего одним словом.
– Я лучшие места взял, будешь сидеть, как королева. Да ты знаешь, что половина города готова поубивать друг друга за такие места?
– словоохотливый брат в карман за словом не лез.
– Нет, нет и нет, - порезала я на куски мечту брата.
– Что тебе от Боброва на этот раз потребовалось?
– хоть я была и зла, но любопытство распирало меня изнутри.
– Его родители прикупили двухэтажный домик в сосновом бору. Хочу Лариску отвезти туда на выходные. Речка, ёлки, романтика!
– размечтался брат.
– И из-за этой ерунды я должна тащиться с тобой на футбол и отвязываться от приставаний Боброва?
– я возмущенно посмотрела на брата, пытаясь отыскать в нем хотя бы зачатки совести.
– Нет, ты не должна отвязываться от его приставаний, иначе он не позволит мне взять ключи от его дома, - глядя на Ваню, я поняла, что совесть вымерла вместе с мамонтами в доисторические времена.
– Кусок идиота, - не выдержала я, обратившись к вконец обнаглевшему брату.
– Неужели ты думаешь, что я на это соглашусь?
– Ниночка, я сделаю для тебя всё, что ты хочешь, - принялся причитать коварный Ванька.
– Я буду твоим рабом на все выходные!
А вот это предложение показалось мне чересчур заманчивым.
– На все, на все?
– На все!
– И комнату мою уберешь?
– я начинала радоваться всё больше.
– Уберу, - понуро опустил голову брат, соглашаясь на все мои условия.
– И все мои желания будешь исполнять?
– от такой перспективы я даже забыла о синих ногах.
– Буду, - похоже, эти выходные и впрямь были очень важны для братца.
– По рукам. С восьми утра субботы до полуночи воскресенья ты мой раб!
– я потерла руку об руку, замышляя, как с толком использовать такой прекрасный шанс.