Фолклендское коммандо
Шрифт:
Пулеметчик сказал мне, что командир эскадрона все время приказывал ему ждать хрипло шепча на ухо, гораздо дольше, чем он считал разумным. В конце-концов, несмотря на всю неразбериху обстановки, сильное желание пулеметчика открыть огонь, уже не могло сдерживаться командиром эскадрона, который, как мне рассказывали, никогда не отдавал приказа стрелять. Я предполагаю, что никто больше в патруле SAS не открыл огонь, так как был ранен только Киви.
Навязчивым воспоминанием пулеметчика об этом ужасном моменте было то, как взрывались в темноте боеприпасы в разгрузочном жилете Киви, когда в него попадали пули. Пулеметчик, как мне
На протяжении всей кампании между SAS и SBS существовал явный антагонизм. В то время обе службы редко работали вместе, поэтому возникло много взаимных недоразумений. Справедливо будет сказать, что SAS считали себя лучше, демонстрируя в этом отношении весьма очевидное высокомерие. В своей обличительной речи пулеметчик обвинил SBS: они не должны были находиться в зоне действия SAS; затем, забредя туда получили то, что заслужили… и так далее.
Мне было очень неприятно это слушать, но я решил держать свои мысли при себе, и это быстро превратилось в персональный монолог, произносимый так, будто меня там не было. У меня сложилось впечатление, что для этого человека это были вещи, которые больше нельзя было сдерживать боль и смятение, которые можно было открыть только незнакомцу.
SAS очень мачистская и конкурентная организация, которая в те дни и, конечно, до середины 1990-х годов презирала саму идею о том, что солдаты могут нуждаться в терапии после боя. Этот человек казался очень потерянным и очень одиноким, поэтому я надеюсь, что излив свой гнев и моральное смятение на меня, он немного облегчил свою боль.
После всей этой внезапной социализации и прибытия достаточного количества людей, чтобы отразить атаку даже целого аргентинского батальона на наши позиции, на хребте Бигля для нас все очень изменилось к лучшему. Командир эскадрона «D» Седрик Дельвес сказал мне, что основная атака, вероятно, начнется в ночь с 13 на 14 июня, а первый бросок вперед будет сделан накануне вечером.
Наши друзья из остальных команд передовых наблюдателей должны были участвовать в этих атаках. Сплоченные маленькие команды, такие как наша, будут идти перед подразделениями коммандос и десантников, вызывая огневую поддержку корабельной артиллерии и артиллерийский огонь. Впервые за все время кампании 148-я батарея передовых наблюдателей была на радиосвязи как единое подразделение. Короткие обрывки пергеоворов в эфире позволяли нам быть в курсе того, кто был с каким подразделением, и как у них всех идут дела.
Наши собственные артиллерийские батареи коммандос теперь двигались в пределах досягаемости целей, которые мы могли видеть, поэтому мы начали вызывать их огонь в течении дня. В ту ночь каждой из наших команд управления огнем были выделены боевые корабли, но с жестким ограничением по боеприпасам, чтобы сэкономить ресурсы для основной атаки. Поскольку мы находились далеко за линией фронта с большим количеством первоочередных целей, мы были освобождены от этого ограничения и действовали как обычно. У нас был еще один хороший обстрел: попадания по артиллерийским батареям противника и позициям пехоты к востоку от горы Саппер.
Во второй половине дня 11 июня
Ночь была темная, тихая и очень холодная. Присев на корточки на нашем НП, я и Ник слушали нашу радиосеть, пока другие команды ПН выдвигались на свои исходные рубежи. Они давали обычные доклады по рации, их дыхание становилось затрудненным, когда они быстро двигались по каменистой земле с тяжелыми радиостанциями и оружием.
«Титч» Барфут доложил, что подразделение, с которым он был, ушло с линии старта и движется к своей цели. Очень подтянутый бегун на длинные дистанции, Титч, тяжело дышал и что-то шептал в микрофон. Они начали взбираться на холм и под весом тяжелых «бергенов» дыхание стало еще более затрудненным, а фразы отрывистыми. Затем, между выдохами, последовало леденящее душу сообщение: «Мы попали под обстрел и несем потери».
Одна за другой команды ПН с различными батальонами коммандос и десантников покидали свои исходные позиции. Это были знакомые голоса, говорящие то же самое, что и на бесчисленных учениях. Но на этот раз это были наши друзья, которых мы могли больше не увидеть. После получасового напряжения другой позывной задал вопрос, который я и Ник до смерти хотели задать:
«Зеро, это Зулу 41 Эхо, ты связался с 41 Браво?» [34] .
«Это Зеро, ждите, вызываю, 41 Браво это Зеро, прием».
34
Позывной 41 Браво был командой Титча Барфута
«41 Браво, прием» — задыхающийся голос.
«Это Зеро, свяжитесь с Зулу 41 Эхо, конец связи».
«41 Браво, принял, вызываю Зулу 41 Эхо, это 41 Браво, прием».
«Зулу 41 Эхо, не могли бы вы подтвердить что все ваши собственные позывные в порядке?»
«Это 41 Браво, да, прием.»
«Зулу 41 Эхо, принял, Гольф Лима, конец связи».
Последнее было одним из нескольких небольших сообщений, которые теперь передавались по радио. «Гольф Лима», было, очевидно, пожеланием удачи. [35]
35
Good Luck, переданное фонетическим кодом прим. перев.
К этому времени мы уже могли наблюдать красные пунктиры трассирующих пуль, стремительно выводящие длинные злые кривые. Одни концентрировались на определенных местах, другие изгибались в сторону горы, искрами рикошетили вверх. Артиллерия обеих сторон вела огонь и свист пролетающих снарядов справа-налево (наши) или слева-направо (их) прерывался звуком разрыва осветительного снаряда. Факел медленно падал на землю, колыхаясь под парашютом, заставляя тени лунного пейзажа под ним удлиняться и углубляться.