Фолкнер
Шрифт:
Фолкнер отдал в «Особняке» должное высоким идеалам коммунизма, рассказывая, в частности, о разговорах Линды с двумя коммунистами финнами-эмигрантами: "И беседуют они о надежде, о светлом будущем, о мечте: навеки освободить человека от трагедии его жизни, навсегда избавить его от болезней, от голода и несправедливости, создать человеческие условия существования".
Фолкнер не побоялся в те мрачные годы маккартизма, когда писался роман, вложить в уста молодому Чику Мэллисону саркастическую характеристику противников коммунизма, раскрыв их хищническую, стяжательскую сущность: "Все жители Джефферсона, начиная от разносчиков жареных орехов и кукурузы, ставивших свои лотки на углу по субботам, и хозяев захудалых, дешевых лавчонок
Не обошел молчанием Фолкнер и фашистские тенденции в самих Соединенных Штатах. Когда Гэвин Стивенс и Рэтлиф говорят об угрозе войны со стороны Гитлера и Муссолини, Стивенс с горечью добавляет: "Не говоря уже о тех, кто сидит у нас тут дома, всякие организации с пышными названиями, которые во имя божье объединяются против нечистых в моральном и политическом отношении, против всех, у кого не тот цвет кожи, не та религия, не та раса: ку-клукс-клан, "Серебряные рубашки"… я уж молчу про нашего собственного дражайшего сенатора Кларенса Эглстоуна Сноупса, тут у нас, в Йокнапатофском округе".
Фигура сенатора Кларенса Сноупса, появлявшаяся и ранее в романах йокнапатофской саги, в «Особняке» раскрывается наиболее полно, вбирая в себя все омерзительные черты американской политической кухни. Сенатор Кларенс Сноупс предстает перед читателем как продажный политикан, демагог, развратник, шантажист и просто мелкий жулик. И этот человек метит — и не без оснований — в конгресс США: "Гремел его голос, полный расовой, экономической и религиозной нетерпимости (раньше самым сильным пунктом в его политическом кредо было нападение на богачей, теперь громче всего звучал страх перед организованными рабочими массами)".
Конечно, было бы преувеличением утверждать, что эти политические мотивы являются главными в романе, но их появление здесь весьма характерно для понимания того, как изменилось само отношение Фолкнера к политике.
Главное же в романе — трагедии человеческих жизней, трагедия Минка Сноупса, трагедия Линды. Ведь Линда — образ по-своему трагический. Если история Минка Сноупса — это история всепоглощающей ненависти, то история Линды воплощает идею неумирающей любви. Ее любовь к Бартону Колю, погибшему в Испании, будет гореть в ней, пока живет сама Линда, это ее судьба, ее крест и ее счастье. Для Гэвина Стивенса, идеалиста и мечтателя, Линда становится образом вечной любви и верности. Гэвин говорит себе: "Да, ты слышал про любовь, про утрату, а может быть, и любовь, и утрату, и горе, но никогда не встречал все пять вместе, вернее, четыре, потому что верность и стойкость, про которые я думаю, неотделимы", В другом месте Фолкнер пишет, что Гэвин глядел в глаза Линды и понимал — "откуда, сквозь что она на меня глядела: сквозь неизмеримую глубину потери, сквозь неутолимую тоску, сквозь верность и постоянство".
Три человеческих судьбы — Флема Сноупса, Минка Сноупса и Линды — в конце романа сходятся в одной точке. Линда узнает про Минка и добивается его досрочного освобождения из тюрьмы, хотя прекрасно понимает, что первое, что сделает Минк, оказавшись на свободе, это попытается убить Флема, человека, считающегося ее отцом. И когда это происходит, она хладнокровно помогает убийце скрыться. И Гэвин Стивенс, прокурор округа, страж правосудия и поборник законности, понимает, что Линда, по существу, является соучастницей убийства, но он также осознает, что жизнь сложнее законов, придуманных людьми, и есть справедливость, которая выше закона.
Последние
Работал над «Особняком» Фолкнер без торопливости, очень тщательно, то и дело возвращаясь к уже написанному и переписывая целые главы. Он писал эту книгу с внутренним убеждением, что это не только завершение трилогии о Сноупсах, но и скорее всего последний роман всей йокнапатофской саги.
Только в январе 1959 года он написал из Оксфорда в издательство "Рэндом хауз": "На этой неделе закончу первый вариант всей рукописи, еще месяц потребуется на чистку, после этого привезу или пришлю. Может быть, пригпдю первую часть, как только она будет готова. Всю законченную рукопись вы получите в марте".
Эти годы он делил свое время между Оксфордом и Щардоттесвиллем, причем все большая доля приходилась на Шарлоттесвилль, Здесь, в семье Джилл, где к тому времени родился второй внук, он чувствовал себя менее одиноким, чем в Оксфорде, тем более что Эстелл все больше привязывалась к Шарлоттесвиллю. Да и сам Фолкнер обрел здесь друзей, главным образом по охоте. А охота в этих местах была превосходная, хотя и носила совсем иной, нежели в Миссисипи, характер — здесь придерживались старинных аристократических традиций, вывезенных в Виргинию переселенцами из Англии, — охотились верхом на лисиц, причем охота была скорее приятным времяпрепровождением, нежели стремлением во что бы то ни стало застрелить животное. Фолкнера приняли в весьма избранный охотничий клуб, и ему это льстило.
Он все чаще подумывал о том, чтобы купить в Виргинии ферму и обосноваться в этих местах. В начале 1958 года он провел еще один семестр в местном университете в качестве писателя при кафедре. В том же году он согласился в течение двух недель выступать в Принстонском университете.
В январе 1959 года, когда Фолкнер заканчивал работу над «Особняком», осуществилась наконец семилетняя мечта актрисы Рут Форд — ей удалось выступить на Бродвее в спектакле "Реквием по монахине". До этого пьеса в переводе и переработке Альбера Камю с успехом шла на европейских сценах, но американские зрители увидели ее только теперь.
Когда рукопись первой части «Особняка» легла на стол редактора Альберта Эрскина, он пришел в ужас от того, что очень многие детали в романе не совпадали с двумя предшествующими книгами, и написал об этом Фолкнеру. Смысл ответа писателя сводился к тому, что он пишет о характерах и факты для него не столь важны, но тем не менее согласился привести то, что возможно, в известное соответствие с «Деревушкой» и «Городом». Он обещал в марте приехать в Нью-Йорк и помочь редактору, однако неожиданное происшествие помешало его поездке. В марте во время охоты в виргинских лесах он упал с лошади и сломал себе ключицу. Таких падений в его жизни было немало, и Фолкнер старался не придавать большого значения перелому, но от поездки в Нью-Йорк пришлось отказаться. Как только ему стало чуть лучше, они с Эстелл на машине с шофером уехали в Оксфорд.
Фолкнер писал бодрые письма друзьям, но боли в плече не только не проходили, но усиливались. Верховую езду врачи ему категорически запретили. Вынужденное безделье в большом и пустынном теперь доме в Оксфорде подтолкнуло его на новые замыслы. В апреле он писал Джоанне: "У меня все еще неприятности с рукой. Видимо, в моем возрасте пора прекращать ломать кости… У меня в голове рождается еще одна книга, которую я хотел бы написать. Теперь, когда я не могу тратить время на лошадей, я могу за нее взяться. Хотя я не перестаю надеяться, что еще смогу ездить верхом".