Фома Гордеев
Шрифт:
Фома молча поклонился ей, не слушая ни ее ответа Маякину, ни того, что говорил ему отец. Барыня пристально смотрела на него, улыбаясь приветливо. Ее детская фигура, окутанная в какую-то темную ткань, почти сливалась с малиновой материей кресла, отчего волнистые золотые волосы и бледное лицо точно светились на темном фоне. Сидя там, в углу, под зелеными листьями, она была похожа и на цветок и на икону.
– Смотри, Софья Павловна, как он на тебя воззрился, - орел, а?
– говорил Игнат.
Ее глаза сузились, на
– Не буду мешать вам, до свидания!
Когда она бесшумно проходила мимо Фомы, на него пахнуло духами, и он увидал, что глаза у нее темно-синие, а брови почти черные.
– Уплыла щука, - тихо сказал Маякин, со злобой глядя вслед ей.
– Ну, рассказывай нам, как ездил? Много ли денег прокутил?
– гудел Игнат, толкая сына в то кресло, в котором только что сидела Медынская. Фома покосился на него и сел в другое.
– Что, хороша, видно, бабеночка-то?
– посмеиваясь, говорил Маякин, щупая Фому своими хитрыми глазками.
– Вот будешь ты при ней рот разевать... так она все внутренности у тебя съест...
Фома почему-то вздрогнул и, не ответив ему, деловым тоном начал говорить отцу о поездке. Но Игнат перебил его речь:
– Погоди, я коньячку спрошу...
– А ты тут всё пьешь, говорят...-неодобрительно сказал Фома.
Игнат с удивлением и любопытством взглянул на него и спросил:
– Да разве отцу можно этак говорить, а? Фома сконфузился и опустил голову.
– То-то!
– добродушно сказал Игнат и крикнул, чтоб дали коньяку...
Маякин, прищурив глаза, посмотрел на Гордеевых, вздохнул, простился и ушел, пригласив их вечером к себе пить чай в малиннике.
– Где же тетка Анфиса?
– спросил Фома, чувствуя, что теперь, наедине с отцом, ему стало почему-то неловко.
– В монастырь поехала... Ну, говори мне, а я - выпью...
Фома в несколько минут рассказал отцу о делах и закончил рассказ откровенным признанием:
– Денег я истратил на себя... много.
– Сколько?
– Рублей... шестьсот...
– В полтора-то месяца! Немало... Вижу, что для приказчика - дорог ты мне... Куда ж это ты их всыпал?
– Триста пуд хлеба подарил...
– Кому? Как? Фома рассказал.
– Ну это - ничего!
– одобрил его отец.
– Это - знай наших!.. Тут дело ясное -за отцову честь... за честь фирмы... И убытка тут нету, потому - слава добрая есть, а это, брат, самая лучшая вывеска для торговли... Ну, а еще?
– Да... так, как-то... истратил...
– Говори прямо... не о деньгах спрашиваю, - хочу знать, как ты жил, настаивал Игнат, внимательно и строго рассматривая сына.
– Ел... пил...- не сдавался Фома, угрюмо и смущенно наклоняя голову.
– Пил? Водку?
– И водку...
– А! Не рано ли?
– Спроси Ефима -напивался ли я допьяна...
– На что спрашивать Ефима? Ты сам должен всё сказать... Так, стало быть, пьешь?
– Могу и не пить...
– Где уж! Коньяку хочешь?
Фома посмотрел на отца и широко улыбнулся. И отец ответил ему добродушной улыбкой.
– Эх ты... чёрт! Пей... да смотри, - дело разумей... Что поделаешь?.. пьяница -проспится, а дурак -никогда... будем хоть это помнить... для своего утешения... Ну и с девками гулял? Да говори прямо уж! Что я- бить тебя, что ли, буду?
– Гулял... была одна на пароходе... От Перми до Казани вез ее...
– Ну...- Игнат тяжело вздохнул и, насупившись, сказал: -Рано опоганился...
– Мне двадцать лет... А ты говорил, что в твое время пятнадцатилетних парнишек женили...-смущенно возразил ему сын.
– То -женили... Ну, ладно, будет про это говорить... Ну, повелся с бабой, - что же? Баба - как оспа, без нее не проживешь... А мне лицемерить не приходится... я раньше твоего начал к бабам льнуть... Однако соблюдай с ними осторожность...
Игнат задумался и долго молчал, сидя неподвижно, низко склонив голову.
– Вот что, Фома, - вновь заговорил он сурово и твердо, - скоро я помру... Стар. В груди у меня теснит, дышать мне тяжело... помру... Тогда всё дело на тебя ляжет... Ну, сначала крестный поможет тебе - слушай его! Начал ты... не худо, всё обделал как следует, вожжи в руках крепко держал... Дай бог и впредь так же... Знай вот что: дело - зверь живой и сильный, править им нужно умеючи, взнуздывать надо крепко, а то оно тебя одолеет... Старайся стоять выше дела... так поставь себя, чтоб всё оно у тебя под ногами было, на виду, чтоб каждый малый гвоздик в нем виден был тебе...
Фома Смотрел на широкую грудь отца, слушал его густой голос и думал про себя:
"Ну, не скоро ты помрешь!"
Эта мысль была приятна ему и возбуждала в нем доброе, горячее чувство к отцу.
– Крестного держись... у него ума в башке -на весь город хватит! Он только храбрости лишен, а то- быть бы ему высоко. Да, - так, говорю, недолго мне жить осталось... По-настоящему, пора бы готовиться к смерти... Бросить бы всё, да поговеть, да позаботиться, чтоб люди меня добром вспомянули...
– Вспомянут!
– уверенно сказал Фома.
– Было бы за что...
– А ночлежный-то дом?
Игнат взглянул на сына и засмеялся. .- Сказал Яков-то, успел! Ругал, чай, меня?
– Было немножко, -улыбнулся Фома.
– Ну, еще бы! Али я его не знаю?
– Он насчет этого так говорил, точно его деньги-то...
Игнат откинулся на спинку кресла и расхохотался еще сильнее.
– Ах старый ворон, а? Это ты верно... Для него что свои деньги, что мои всё едино ,- вот он и дрожит... Цель есть у него, лысого... Ну-ка скажи какая?