Фомка-разбойник (сборник)
Шрифт:
Голубые ваньки начали желтеть, буреть. Промысел кончен. Промышленники вернулись в селение. Но заведующие ловушками-кормушками продолжают еще подкармливать ванек, ловить их и отмечать производителей.
Снегом заносит юрташки по самую крышу. Долго потом хозяин разгребает снег, чтобы выбиться наружу. Выползает, как ванька из норы! А что творится на берегу! Рев и вой. И чего-чего только
В последние дни, одного за другим, выкинуло двух китов.
Первый – пловун, длиной около восьми метров, больше двух слонов, поставленных один за другим. Но перед вторым – синим полосатиком – он кажется малышом.
Выкинуло синего полосатика двадцати метров длиной.
Во рту у него свободно разляжется человек большого роста. Череп два метра длины, метр высоты.
У обоих китов распороты животы и внутренности выедены.
Это работа страшных косаток. Что перед ними самые крупные акулы! Одна акула не может вспороть брюхо киту, а нападая целой стаей, они справляются и с этим гигантом.
Как гора мяса, лежит громадный труп кита на лайде. К нему со всего острова собираются сотни ванек, слетаются тысячи птиц: чайки, вороны. Людям с трудом удается отбить у них дневную добычу.
Алеуты большими кусками режут китовый жир и увозят в селение – себе про запас. Китовым мясом кормятся ваньки зимой: оно здесь не портится.
Главная наша работа в этом месяце – дома, в селении. Работа ответственная: приемка песцовых шкур.
Надо видеть, с каким усердием готовятся к сдаче промышленники и заведующие ухожами. Расправляют каждую шкурку, подчищают последние остатки жира на мездре, замывают каждое пятнышко на меху, расчесывают шкурку гребешком волосок к волоску. Приемка шкур – это экзамен для промышленников и заведующих ухожами. Лучшие работники получают премии деньгами и такими ценными вещами, как ружья, будильники, одеяла.
Председателем приемочной комиссии – я, помначкомпром. Но едва ли не главный член ее – старшинка Петр Березин.
Вся комиссия тщательно осматривает каждую шкурку: нет ли порезов, подрезов, хорошо ли обезжирена мездра, хороша ли правка или посадка – не растянута ли шкурка, не осажена ли она. Измеряем каждую шкурку, определяем окрас меха: темный, темно-голубой, голубой, светло-голубой, светлый.
И вот надо определить сорт меха. Это уж дело опытного глаза старшинки.
Все затихают, когда старшинка бережно берет шкурку в обе руки, поднимает ее против света на уровень своих глаз. Вот он встряхнул шкурку раз и два, прищурился, нахмурился, встряхнул еще. Голубой блеск волной пробежал по длинной ости.
Но старшинка хмурится, качает головой: наверно, не очень густ подшерсток, или пух, или, может быть, недостаточно пышен мех.
Старшинка снова смотрит шкурку против света и вдруг пренебрежительно швыряет ее на стол перед нами.
– Третьим сортом, – говорит он тоном судьи, выносящего обвинительный приговор преступнику.
И, не глядя больше на провинившуюся шкурку, берет другую, опять теми же жестами поднимает к глазам, встряхивает, поворачивает к свету. Вдруг суровое лицо его распускается в улыбку, он удовлетворенно кивает головой. Еще и еще раз так и этак поворачивает шкурку к свету, опускает ее, любовно оглаживает пышный мех и осторожно, как тончайший хрусталь, опускает шкурку на стол.
– Первым сортом! – объявляет старшинка торжественным голосом.
И все мы – вся комиссия и промышленники – тоже невольно улыбаемся, довольные и гордые.
После приемки шкурка записывается под очередным номером, штампуется, к ней привязывается полотняный ярлык. Потом шкурки связываются попарно и вешаются на крючки в складе. Время от времени их проветривают. Затем их связывают по пяти штук в пачки, опять проветривают и в конце концов увязывают в большие мешки, шкурок по сто в каждом. Теперь наше пушистое золото готово для сдачи на пароход. И время: последние заведующие ловушками-кормушками возвращаются с дальних ухожей.
Океан ревет и ревет, но мы уже начинаем поджидать первую лодку с Медного. Удастся ли ей проскочить в этот раз между двумя штормами?
Промысловый год кончился.
Скоро весна.
Скоро, может быть, покажется на далеком горизонте дымок приближающегося парохода.