Фонтан с шоколадом
Шрифт:
– Да получилось так. После дискотеки выпили… не-е, я так-то не пью, но там шипучка такая вкусная была. Он меня к себе отвез и, наверное, изнасиловал.
– Как это – наверное?
– Да я не помню ни фига.
Смеется. Вообще-то с девчонки можно рисовать картинку «Свежесть»: румянец на белых щеках, пышное тело, высокий рост, густые русые волосы – кустодиевская купчиха в молодости. Вот, вспомнила – кровь с молоком. Никто не понимает, с чего она аборт не сделала. На все вопросы типа «а где его отец?» и «а что твои родители?» девушка передергивает плечами и говорит: отстаньте. Лежать ей еще месяц, и у народа зреет
У нас есть Люба – живое доказательство того, что ежели очень захотеть и не бояться – то ничто и никогда не остановит женщину, которая решила совершить подвиг. Например, родить ребенка.
Все свои тридцать семь лет Люба жила в каком-то молдавском селе. Работала на огороде, содержала скотину и обихаживала Петра – мужа, любимого чуть не со школы. И все бы хорошо: муж пил не больше других, хозяйство они построили крепкое, одна беда – детей у них не было. Похоже на сказку, правда? Сначала Люба просто мечтала и надеялась, но последние несколько лет ей стало совсем невмоготу. При виде соседских ребятишек слезы подступали к горлу. Ночью она просыпалась в холодном поту – ей снилось, что маленький в люльке плачет. И, открыв глаза, она еще несколько секунд тупо смотрела на то место, где должна стоять люлька. И лишь потом вспоминала, что плакать-то некому. Люба обошла всех районных врачей, бабок, потом поехала в Кишинев. Все лишь руками разводили. Да, вы здоровы, а что деток нет… бывает. Муж – молчун – поездкам жены не препятствовал, деньгами не попрекал, и Любе иной раз от этого только хуже становилось. Вот он какой, терпеливый, добрый, а она – пустоцвет. Один из врачей намекнул, что дело может быть в бесплодии мужа. Люба бросилась Петру в ноги с просьбой сходить в поликлинику, но муж лишь покачал головой:
– Нас в армии проверяли сколько раз. Я здоров.
Он и правда почти никогда не болел. Люба опять заметалась по знахаркам и врачам, изводясь от чувства вины.
Однажды приехал к ним в гости однополчанин мужа – они служили вместе еще в Советской армии. Гуляли, как водится, до поздней ночи. Утречком Сашок вышел в горницу за холодной водой и увидел Любу, бьющую поклоны перед иконой. По лицу женщины текли слезы, но она не издавала ни звука, опасаясь разбудить мужа и гостя.
– Чего просишь-то? – неловко спросил гость.
– Ребеночка не дает Господь, – тихо ответила она, не вставая с колен.
– Ну, усынови.
– Своего хочу. Может, еще сладится. Я не старая…
Гость окинул задумчивым взглядом крепкое тело, едва прикрытое сорочкой, потом помялся и шепотом спросил:
– А что, Петр не сказал тебе про то учение?
Короче, выяснилось следующее: Петр и этот самый сердобольный мужик служили на атомной подводной лодке. Во время какого-то важного учения у них потек топливный отсек и вся команда получила приличную дозу радиации.
– Петру-то твоему повезло, – бубнил гость, – Пашка вон от лейкемии помер через три года, у меня зубы все выпали, а он вроде и ничего… только ему еще тогда врач сказал, что детей у него никогда не будет – стре… стерилизованный он.
Люба подхватилась, кое-как оделась и убежала в сарай. Упала в сено и завыла. Как же так? Голова горела, и мозг отказывался признавать очевидное. Ее муж, ее любимый Петр, которому она всю жизнь разве что ноги сама не мыла… хоть что это – мыла,
Почему он не сказал сразу? И что бы я сделала? – спросила себя Люба. Кто знает – может, легла бы под кого-нибудь – не я первая, не я последняя. Или взяла бы ребеночка на воспитание, но сердце не рвалось бы бесконечной болью. Обида и разочарование оказались невыносимыми.
Пока муж спал, она собрала свою одежду, взяла все деньги, какие были в доме, и ушла к матери в соседнее село. И в тот же вечер уехала в Кишинев. А потом в Москву. Устроилась санитаркой в эту самую больницу, работала два года, а потом…
– Нашла, чтоб здоровый и не дурак, ну и сделал он мне ребеночка. Потом бросилась в ноги главврачу. Тот выслушал и велел как сотрудницу положить бесплатно… Рожу здесь – все-таки самая лучшая клиника, а я уж не девочка… хотя, если меня одеть да накрасить, то я еще ничего буду. – Люба тряхнула густыми черными волосами и усмехнулась. – А потом к матери уеду. Поднимем дите, не пропадет. Это тут у вас дышать нечем, дорого все и гнило, а там – сады да молоко свое… помидоры. Полсела – родня. Отца у него не будет, ну да и что ж… А то, может, еще и замуж выйду.
– Да, вот они, мужики, – вздыхали все, с уважением поглядывая на Любу.
А она смотрела только на свой живот, и гладила его, и улыбалась.
Позвонила мужу, велела принести фруктов и сыра. И кефир. И пряников. Есть хочется патологически. Кормят здесь так себе, но это никого не пугает. Как только тетка с раздаточной тележкой отъезжает от дверей, все ползут к холодильнику и вынимают привезенные из дома вкусности: сырники, холодец, селедку. А между основными приемами пищи бывают чаепития или так просто что-то грызется: пакеты с печеньем на столе лежат. Врачи на обходе ругаются, а завотделением пригрозил объявить карантин, чтобы посетители перестали таскать еду сумками.
Вот пришла Ниночка, опять рыдает, и вся палата ее утешает: она ходила на мониторинг и УЗИ, и что-то там врачу не понравилось. Плод меньше положенного, развивается медленно.
– Наплюй, – решительно вещает Соня, которая ждет четвертого и на ее живот страшно смотреть – такой он большой и растянутый. – Они на этом своем УЗИ все равно толком ничего не видят. Мне обещали первого мальчика, а родилась девка. Потом, когда второго носила, все говорили: не переедайте, ребенок крупный, а родила мелочь – до трех кило не дотянул. Вот куда смотрели, паразиты? Так что нос вытри и не реви. Нельзя волноваться, тебе тем более.
Ниночка послушно вытирает слезы и судорожно вздыхает, стараясь не плакать. Врач строго запретил ей нервничать – у нее уже было два выкидыша, и этот ребеночек тоже удерживается еле-еле.
– Нам тут повезло – и врачи, и оборудование, – продолжает Соня. – А я первую дочку рожала в обычной больнице – вот где насмотрелась! Пришла, палата восемь человек, запах – не передать. Вечером спрашиваю: девочки, а где душ? А душ, оказывается, в подвале, да пускают в него только с запиской от врача. Мне так и сказали: кто меньше недели лежит – и не надейся.