Фонтаны на горизонте
Шрифт:
Волны захлестывали палубу, и вода шумела в шпигатах.
Курилов давно приметил, что киты не любят волн, что в бурную погоду они стремятся уйти подальше от берега и надолго, пока хватает воздуха, уходят под воду. На поверхности в это время они мало приметны. Фонтаны трудно отличить от пенящихся белых гребней волн, под которыми стоит пелена мелких брызг. Поэтому долго и не был обнаружен сейвал, всплывший вблизи. Его заметили разом несколько человек.
Но Слива, находившийся на фок-мачте и считавший личным оскорблением, если кто-нибудь раньше его сообщит о китах, стремился
– Вот он! Милок! — закричал Слива. — Прошу на чашку кофе1
По лицу Курилова текли струи воды. Одежда намокла. Из «вороньего гнезда» донесся голос Сливы:
– Убей меня бог, если это не царь-кит. Короны только нет. Монарх в изгнании!
Ветер относил слова бочкаря, и он, чувствуя безнаказанность, пел и разговаривал в свое удовольствие, оживленно жестикулируя, указывая Волкову « Курилову на сейвала, то исчезавшего, то появлявшегося на волне, на виду у всех.
Курилов, казалось, прирос к палубе у пушки. «Шторм» все сильнее качало. Судно то вдруг проваливалось между гребнями волн, скользя вниз с большой скоростью, то начинало медленно ползти на волну, и тогда как бы огромная сила наваливалась на Леонтия и старалась отбросить его от пушки. Курилов не отрывал взгляда от кипящей воды. Каждый клочок пены, каждый гребень казался ему фонтаном кита.
Волков подвел китобойца почти к самому сейвалу. До кита оставалось не более пятидесяти метров. Курилов целился старательно. Волнение и нетерпение сейчас исчезли.
— Спокойно, спокойно! — говорил он себе. — Не торопись.
И вот до сейвала осталось около тридцати метров. Курилов нажал спуск. Кит ушел в воду, когда в него впился гарпун. Курилов и все, кто были в этот момент на палубе, увидели, как побагровели гребни волн. Значит, гарпун попал в цель. Линь быстро бежал в воду. «Главное — не допустить, чтобы кит пошел за корму и чтобы линь перерезало винтом, — думал Курилов. — И совсем беда, если животное ударит в судно. Надо поэтому уловить момент, когда кит вынырнет, и без промаху всадить в него второй гарпун».
Курилов слышал за спиной радостные возгласы всей команды китобойца, приветствовавшей его удачу. Сейвал всплыл и стал уходить от судна.
Море разыгралось не на шутку. Яростно дул ветер. Китобоец дрожал, выдерживая натиск моря и идя на поводу у кита, несущегося куда-то в океан со стальной занозой в теле. Кит непрестанно делал резкие повороты, крутился на месте и снова устремлялся вперед. «Шторм» часто зарывался носом в воду, и тогда китобоев обдавало холодным душем.
«Шторм» шел полным ходом, то выбирая, то травя линь. Слива не случайно назвал обнаруженного им сейвала царем китов: Курилов действительно загарпунил крупное животное.
Линь натягивался, как струна, и мелко дрожал, казалось, что он вот-вот лопнет. Сейвал двигался все медленнее, несколько раз он нырял, но тут же поднимался на поверхность, выбрасывая розоватый фонтан. «Шторм» подошел ближе.
Курилов выстрелил второй раз, и гарпун угодил рядом с первым. Сейвал рванулся, но затем сразу остановился, вяло ударил хвостом по воде и перевернулся на бок. Добычу подтянули к борту китобойца.
Волков поздравил усталого, но счастливого Курилова и команду с первым китом.
Слива тронул Курилова за плечо, подмигнул:
Счет открыт — нужно чаще вклады делать!
Орлов, перехватив радиограмму Волкова на «Приморье», передал на «Шторм»: «Поздравляю вызываю соревнование».
«Вызов принят!» — ответил «Шторм».
3
«Фронт» был прибуксирован в Петропавловск поздно вечером. Город взбегал на склоны сопок беспорядочной россыпью золотистых огней. Они весело подмигивали в густом мраке. Казалось, что город передает в море бесконечные приветственные сигналы. С берега доносилась музыка.
На палубе собрались свободные от вахты члены команды «Фронта». Иностранные гарпунеры вышли с чемоданами. Их первыми свезли на берег, и они поселились в гостинице. Еще не было и полуночи, когда Грауль, оставив в номере Трайдера и Лундена, вышел на улицу.
Убедившись, что за ним никто не следит, он быстро зашагал вверх от порта. Там, в двухэтажном особняке, помещалось японское консульство.
На осторожный стук швейцар открыл дверь. Через полчаса Грауль уже снова был в гостинице. Гарпунеры спать еще не ложились. Не успел Грауль войти в номер, как Трайдер, шептавший бледными губами молитву, быстро спросил:
Ну, что?
Грауль бросил на него презрительный взгляд.
Пошли! — резко приказал он.
Лунден, нахлобучив шляпу и надев пальто, поднял два чемодана, но Грауль зашипел на него:
К черту барахло!
Это же мои вещи! — воскликнул Лунден, и его красные щеки стали еще пунцовее.
Выбирайте, что вам дороже — вещи или ваша шкура, — сказал Грауль. — Они нас хотят выслать, но могут этой ночью передумать, и тогда нам придется о многом им рассказать, а вам прежде всего о «качелях». На палубе японского судна будет спокойнее.
Лунден, чертыхнувшись, бросил на пол чемоданы, затем быстро раскрыл их и стал рыться в вещах, засовывая кое-что в карманы. Под руки ему попался молитвенник в кожаном переплете с золотым тиснением. Лунден швырнул его в угол номера, где стояла плевательница.
Грауль проверил браунинг. Трайдер зябко ежился в своем длинном, как балахон, черном пальто.
Ну! — сказал Грауль и вышел.
За ним поспешно двинулись гарпунеры. Грауль закрыл дверь номера на ключ. Они вышли «а темную улицу. Перед ними из темноты возник коротконогий человек, который молча повел гарпунеров по пустынной, круто спускавшейся улице к бухте. У берега покачивалась шлюпка с двумя гребцами.
Провожатый произнес гортанным голосом несколько слов. Лодку подвели к берегу, и гарпунеры сели в нее. Гребцы налегли на весла. Тихо поскрипывали уключины. Провожатый точно растаял в темноте.
Шлюпка быстро шла к стоявшей на рейде японской шхуне. Там, как видно, ждали ночных пассажиров — был спущен трап. А когда лодка подошла, с палубы окликнули Грауля по имени. Гарпунеры поднялись на шхуну, и Грауль сразу же потребовал от низкорослого темнолицего капитана:
Надо немедленно выходить в море!