Фонтаны на горизонте
Шрифт:
Нильсен с Турминым возились у пушки: Турмин протирал канал ствола, Олаф смазывал тавотом винтовой нарез в головке гарпуна. Нильсен готовил пушку не торопясь, тщательно. Наконец он ввинтил запальный капсюль в казенную часть пушки и соединил его со спусковым механизмом.
— Финиш! — сказал гарпунер Турмину.
Пока готовилась пушка, взволнованный Олаф молчал, едва сдерживая нервную дрожь. Взявшись за ручки пушки, он повернул ее — короткую, толстую — на лафете и остался доволен.
Судно шло полным ходом. У форштевня шумели буруны На гарпунную площадку залетали брызги.
— Слева по носу фонтан! — крикнул из бочки Шубин.
Из-за острова показался кит. Было видно, что он только что вынырнул.
«Кашалот, — определил Нильсен. — Должен быть мой», _ и побежал по трапу к пушке.
Гарпунер обрадовался, что он первым встретил именно кашалота. На поверхности кашалоты медлительны, и к ним легко можно подойти. Правда, они очень живучи, но если хорошо всадить гарпун, то кит недолго протаскает судно. А удачное начало охоты — хорошая примета.
Шубин командовал сверху. Вахтенный помощник передавал его распоряжения в машину. Нильсен одобрительно покачивал головой: капитан умело подводит судно. Вот кит уже совсем близко, в каких-нибудь сорока метрах.
— Теперь командую я, — крикнул Олаф, и Шубин спустился на мостик.
Судно и кит сближались. На китобойце все застыли на своих местах. Нильсен целился. Пете Турмину казалось, что проходят не минуты, а целые часы, что кит сейчас нырнет и уйдет в глубину океана.
Нильсен слился с пушкой. Шубин точно по командам Олафа менял курс судна и приближался к киту.
Выстрел разорвал воздух. Гарпун с визгом вылет, л из пушки, и животное, в спину которого впилось острое железо, с шумом закружилось волчком. Даже не верилось, что эта огромная туша может с такой стремительностью двигаться по воде.
По приказу гарпунера Шубин засторопил ход судна. Кашалот стремительно ушел в воду, но тут же выскочил и рванулся в сторону. Кит потащил за собой судно. Брызги дождем летели на Нильсена и Петю Турмина, перезаряжавших пушку.
Первый выстрел оказался удачным: кит терял много крови, шел все тише. Нильсен подал рукой знак выбирать линь. Но едва старший механик включил лебедку, как раненый кит рванулся раз, второй, потом повернул и с раскрытой пастью, захватывая воду, пошел навстречу судну.
Шубин и шалил китобойца правее. Кашалот остановился, точно в недоумении, а затем, вновь повернув, быстро поплыл от судна. «Фронт» покорно пошел за ним. Нильсен дал сигнал снова травить лебедкой линь. Животное ушло от судна метров на триста и, не сбавляя скорости, устремилось на восток. Нильсен помрачнел: кит ранен не смертельно. Лишь через два часа кашалот остановился и, казалось, заснул. Тогда «Фронт» подошел, и Нильсен выстрелил второй раз. Кашалот наполовину ушел в воду, затем, точно у него прибавилось силы, снова потянул судно за собой, но тише, слабее. На рассвете животное, обессилев и потеряв много крови, перевернулось на бок, показав светлое брюхо. Кит был мертв.
— Урра-а! — загремело над судном.
Моряки, как они ни были измучены многочасовой охотой, подбежали к гарпунеру и, схватив его, стали высоко подбрасывать. Лишь голос капитана остановил их.
Лебедка подтащила кашалота к борту.
— Эх, махина какая! — возбужденно проговорил кто-то.
Нильсен показал боцману, как надо пробивать в туше кита отверстие пикой со шлангом. Заработал компрессор. По шлангу в китовую тушу пошел сжатый воздух, и скоро кит закачался на воде огромным поплавком. Законопатив пробитое отверстие паклей, моряки стальным тросом пришвартовали кита к судну.
Шубин повел «Фронт» к «Приморью». На базу было передано сообщение о первом загарпуненном ките.
2
Днем в клубе базы «Приморье» было тесно. Здесь собрались моряки и рабочие послушать лекцию Старцева. Он стоял, облокотившись на трибуну. Выждав, когда утихнут голоса, Старцев монотонно заговорил, не поднимая глаз, точно читая справку:
Киты — самые крупные животные на земле. Голу бой кит, например, весит сто двадцать тонн — столько же, сколько двадцать пять слонов или сто пятьдесят быков.
Ого! — прокатилось по рядам. Люди с интересом слушали Старцева, но он не обратил на это внимания и продолжал говорить по-прежнему без всякой интонации:
– Тридцать пять миллионов лет назад, когда на месте теперешних материков были моря и океаны, омывавшие небольшие островки, жили в теплых водах древние киты — зейглодоны...
Читая лекцию, Старцев не испытывал никакого удовлетворения. Он был убежден, что напрасно теряет время и сидящие перед ним, в большинстве своем малообразованные люди, ничего не поймут. Вениамин Вениаминович только выполнял распоряжение помполита.
Он ни разу не поднял головы, ни разу не посмотрел на людей, собравшихся его слушать. Старцев так густо пересыпал свою речь латынью и специальными терминами, что моряки с трудом улавливали содержание лекции. Внимание зала ослабело. Кто-то задремал, послышался приглушенный смех. Потом шум усилился, люди стали поодиночке пробираться к выходу.
Сидевшая в первом ряду бойкая девушка, прикрыв ладонью зевок, со скучающим видом насмешливо проговорила:
— Ну до чего ж интересно!
Ее подруги фыркнули, а она сидела прямо, устремив перед собой взгляд. Видно, и в ней бушевал готовый прорваться смех, и ей надоело бормотание Старцева, но она сдерживала себя.
Степанов поймал себя на том, что он уже давно не слушает Старцева, а вот сидит и рассматривает эту плотную девушку в тесно обтягивающем ее фигуру простеньком ситцевом платье и наброшенном на плечи ватнике, как видно, с отцовского плеча. Чистое смуглое лицо, тяжелая коса с вплетенной розовой лентой, переброшенная на грудь, и нитка кораллов в вырезе платья.
Михаил Михайлович вспомнил день, когда к нему пришел встать на партийный учет бородатый уссурийский казак Данилов, в высоких рыбацких сапогах, перехваченных у колен ремешками.