Фонтенбло
Шрифт:
Волшебство этого места было удивительно точно определено в словах французского историка Жюля Мишле: «Красота возраста созвучна временам года. Фонтенбло – это прежде всего осенний пейзаж, самый необычный, самый дикий, самый умиротворенный и самый изысканный. Его нагретые солнцем скалы, дающие приют больному, его фантастические тенистые аллеи, расцвеченные красками октября, заставляют предаваться мечтам перед наступлением зимы. Это восхитительное последнее убежище, где можно отдохнуть и насладиться тем, что еще осталось от жизни… Спросите меня, где бы я стал искать утешения, если бы меня постигло несчастье, и я отвечу – пошел бы в Фонтенбло. Но и будучи счастливым, я тоже отправлюсь в Фонтенбло».
Лилии Фонтенбло – символ классической монархии
Становление Фонтенбло происходило в течение долгого периода, в точности совпадающего с «удлиненным во времени» становлением
Прошлое может или изменить эту самоидентификацию, или, наоборот, сохранить или даже усилить ее в зависимости от актуальности самого предмета исследования. Хлодвиг и нашествия франков были животрепещущей темой в XVII веке, потому что история искала тогда в этих событиях ключ к структуре общества своего времени… Начиная с 1789 года навязчивая идея собственного происхождения, на основе которой буквально соткана вся наша национальная история, переместилась в революционный разлом. Та к же, как великие нашествия стали… версией происхождения Франции, так и 1789 год явился новой датой рождения, нулевым годом мира, основанного на равенстве». В результате произошла «замена одной даты рождения на другую, то есть введение новой точки отсчета для самоидентификации нации». И мнение этого замечательного историка имеет непосредственное отношение к Фонтенбло, поскольку он связан именно с этой нулевой точкой отсчета, со всеми самыми важными точками истории страны, он – символ незыблемости миропорядка, символ государственного устройства Франции. Таким образом, представляется неудивительным, что резиденция французских королей стала для всей Европы символом государства. Когда говорили о Франции и ее политике, обычно употребляли слово «Фонтенбло», подобно российскому «кремль».
Итак, монархия проходила свой путь развития, а вместе с ней менялся и облик замка, воспринимавшего новые веяния эпох – от Валуа до Бурбонов. Прежде всего, как и сам Фонтенбло, институт французской монархии носил характер чисто сакральный. Чудесные явления, которые большинству наших современников, возможно, покажутся легендами, происходили на самом деле: мистической являлась и сама церемония коронации, и то обстоятельство, что после нее короли обретали способность исцелять своих подданных от любых болезней одним только прикосновением или же после окропления их водой.
При этом подобное врачевание было тесно связано с религиозными обрядами, предварительным ритуалом причащения в часовне замка, и большинство исследователей склонны оценивать это явление как аналогичное евхаристии и причащению вином и хлебом. То, что нам кажется невероятным, для средневекового сознания было явлением обычным, и это всегда следует помнить, особенно когда разговор заходит о Фонтенбло.
Все ритуальные действия монарха проходили при непосредственном участии представителей аристократии, сотоварищей, занимающих самые высокие ранги. Именно в Фонтенбло родился незыблемый постулат классической монархии, составленный из трех компонентов (число «три» всегда было для Франции сакральным): «Единый закон, единая вера, единый король». И облик королевского замка в полной мере отражал все эти понятия. Мистическая сущность монархии органично вписывается в общую систему прочих французских символов, и Возрождение, с которым совпало время правления Франциска I, объясняет их лучше, чем в какую-либо другую эпоху. В очередной раз подтвердились такие основополагающие для Франции высказывания, которые последующие исторические события подтвердили лишний раз: «Король, корона и справедливость не умирают никогда» и «Правосудие не прерывается». У короля существовало две сущности, из которых одна – земная, человеческая, смертная, а вторая – духовная, воплощающая в себе идеал монархического института. Вместе с тем и для всей страны сделались естественными понятия, подразумеваемые в данных высказываниях: «справедливость», «сакральность» и «суверенное верховенство». Когда в Фонтенбло скончался Франциск I, его бессмертная духовная сущность была символически изображена в виде манекена, созданного Франсуа Клуэ, – облаченной в красные одеяния куклы в полный человеческий рост. Эта кукла, в точности похожая на усопшего монарха, находилась во главе траурного кортежа, на самом почетном месте. Сопровождающие процессию придворные были одеты также в красные облачения (черный цвет, традиционный для современных шествий подобного рода, отсутствовал совершенно), что подчеркивало неуместность и отсутствие скорби. Одновременно красные одежды являлись символом неумирающего правосудия и вечности королевского духовного тела в отличие от физического. Что же касается биологического родства, преемственности, передающейся от отца к сыну, то сан короля никогда не был теоретическим, обезличенным; абсолютно утверждалась мистика крови.
В понятия триединства и мистики крови включалась и преемственность трех основных династических линий французских королей – Меровингов, Каролингов и Капетингов. Этот монархический идеал в полной мере обосновывался и был связан с существованием королевского двора в Фонтенбло. Последний мыслился как единая семья, огромная «фамилия», правда, немного расширенная, что естественно, когда речь заходит о дворе в Фонтенбло, однако в нем соблюдалась семейная структура, во главе которой стоял патриарх – король. В эту же структуру входили люди, занимающие верхние этажи власти, – «дворянство шпаги», придворные, писатели, прелаты.
Передача власти также была впервые узаконена и осуществлялась в королевской резиденции Фонтенбло в момент смерти государя. Междуцарствие во Франции с тех пор всегда являлось временным и сводилось, как минимум, к нескольким неделям с момента кончины очередного правителя. И это тоже было символично, поскольку новый государь возрождался как феникс из пепла или как солнце, которое никогда не может перестать светить и которое если облака и заслоняют, то на очень короткое время, погасить же его никто и никогда не в силах. Сакральность во Франции, таким образом, была явлением очень органичным или, как часто принято говорить, народным, и король воспринимался как посланник Всевышнего.
Фонтенбло, воплощенный в камне символ королевской власти, строился в течение многих веков начиная со времен Средневековья. Каждый король Франции считал своим долгом внести вклад в обустройство замка, а потому Фонтенбло неоднократно обогащался корпусами и пристройками, которые, впрочем, безо всякого определенного плана пристраивались ко дворцу, и облик резиденции королевского двора постоянно изменялся. В результате возник ни с чем не сравнимый, непрерывно изменяющийся во времени шедевр архитектуры, соответствующий тому, как изменялся сам характер монархического строя страны, и можно сказать, что в этом смысле Фонтенбло в высшей степени оправдал себя как эталон незыблемой власти.
Итак, художественные стили сменяли друг друга, взаимообогащались, однако наиболее весомый вклад в создание неповторимого облика замка внесла эпоха французского Ренессанса. Во Франции принято считать, что наиболее ярким представителем Возрождения в это время стал король Франциск I.
Этот правитель относился к младшей ветви Валуа, и никогда бы ему не занять трон законно, если бы короли Людовик XII и Карл VIII имели наследников по мужской линии. Он воспитывался в семье, высоко ценившей образованность, культуру и, конечно, увлечение спортом. Допускались и шалости разного рода, и Франциск проявил себя во всех этих ипостасях в полной мере. Он никогда не мечтал о троне, являясь только возможным претендентом: его мать Луиза Савойская принадлежала к ветви, только примыкавшей к родословному древу Людовика XI, сын которого, Людовик XII, к тому же недолюбливал своего племянника Франциска. И все же история распорядилась по-другому, и «отцом народа» стал именно он.