Форма времени. Заметки об истории вещей
Шрифт:
Обычно масштаб и значение подобной карьеры осознаются лишь спустя много времени после смерти мастера, когда появляется возможность соотнести ее с предшествующими и последующими событиями. Но к этому моменту шок новизны отступает, и, сколько бы мы ни говорили себе, что такие-то картины или здания когда-то порвали с традицией, они оказываются частью традиции хотя бы в силу простой хронологической дистанции.
Вероятно, все значительные художники принадлежат к классу функциональных одиночек. И лишь изредка при этом они были бунтарями, как в XVI и XIX веках. Чаще всего им выпадала роль придворных, насельников аристократических дворов, артистов, чье творчество ценилось так же, как и работа других людей, а задача состояла в том, чтобы развлекать, а не возмущать публику.
Сегодня художник не является ни бунтарем, ни
В математике (с. 52) ряд и последовательность различаются как закрытые и открытые классы событий. Выше мы исходили из того, что классы в большинстве своем — это незавершенные последовательности. Теперь же предположим, что их можно считать закрытыми рядами. Различие двух точек зрения связано с позицией наблюдателя, с тем, откуда он смотрит на обсуждаемые события — изнутри или снаружи. Изнутри большинство классов кажутся открытыми последовательностями; снаружи они кажутся закрытыми. Чтобы примирить две позиции, допустим, что концепция формальной последовательности, очерченная в предыдущем разделе, позволяет нам объединить идеи вещей с их первыми воплощениями и с последующей массой реплик как события в связанном ряду с конечным числом членов. ПРАВИЛО РЯДА
Любое следование (succession) может быть охарактеризовано в следующих предложениях: 1) в необратимом конечном ряду занятие любой позиции уменьшает число оставшихся позиций; 2) каждая позиция в ряду предлагает ограниченный диапазон возможностей действия; 3) выбор действия требует занятия соответствующей позиции; (4) занятие позиции очерчивает и в то же время сокращает диапазон возможностей следующей позиции.
Выразим то же самое иначе. Каждая новая форма ограничивает диапазон последующих новшеств в том же ряду. Каждая новая форма сама по себе является одной из конечного числа возможностей, открывающихся в любой временнoй ситуации. Поэтому каждое новшество сокращает длительность своего класса. Границы класса определяются наличием некоторой проблемы, требующей связанных решений; классы могут быть малыми или большими, здесь мы имеем дело только с их внутренними взаимоотношениями, а не с их размером или величиной.
Еще одно предложение позволяет нам охарактеризовать модальность длительности. Каждый ряд, возникающий в своем собственном форм-классе, имеет свою собственную минимальную длительность для каждой позиции, в зависимости от требуемых усилий. Малые проблемы требуют малых усилий; большие проблемы требуют больших усилий и поэтому отнимают больше времени. Любая попытка сокращения цепи ведет к неудаче. Правило ряда требует, чтобы каждая позиция была занята на соответствующий период, прежде чем можно будет занять следующую. В чисто технологических областях это самоочевидно: паровой двигатель был изобретен до паровоза, но разработка паровоза потребовала гораздо больше деталей, чем паровой двигатель как таковой, и на каждую деталь ушла своя доля временн?й последовательности. Для произведений искусства правило минимальных длительностей действует еще жестче в силу коллективных реакций принятия/отказа, о которых мы поговорим позже. Их нельзя сократить за счет случайных открытий, как это бывает в технологических областях. Например, открытие люминесцентной краски никак не помогло художнику, который пытался запечатлеть на холсте игру света в природе: он должен был достичь своей необычной цели с помощью обычных материалов.
Наш подход состоит, приблизительно говоря, в том, чтобы выявить повторяемость потребности на разных стадиях ее удовлетворения и сохранение проблемы в череде усилий по ее решению. Каждая потребность обнаруживает некоторую проблему. Сопряжение каждой потребности с последовательными решениями ведет к концепции последовательности. Эта концепция гораздо уже, но и гибче любой биологической метафоры, так как рассматривает только человеческие потребности и их удовлетворение в почленном соответствии между потребностями и вещами, без посредничества со стороны любой другой неуместной здесь сущности вроде «жизненного цикла». Основную трудность составляет спецификация «потребностей», но мы тщательно обходили этот вопрос стороной, ограничиваясь рассмотрением отношений, а не величин. СИСТЕМНЫЙ ВОЗРАСТ
Теперь нам нужно изучить природу длительностей. Говоря о последовательностях или рядах, то есть об определенных потребностях и последовательных стадиях их удовлетворения, мы подразумеваем некоторый разброс длительностей. Но никакую длительность невозможно обсуждать безотносительно к ее началу, середине и концу или к ее ранним и поздним моментам. Мы согласились, что в рамках одной длительности «позднее» не может идти перед «ранним». Следовательно, мы можем говорить о системном возрасте каждого предмета в формальном ряду в соответствии с его положением в длительности.
Системный возраст каждого предмета, коль скоро мы установили ряд, в который он входит, маркируется легко опознаваемыми визуальными свойствами. В наши цели не входит подробный разбор техник и способов установления хронологических различий, и всё же некоторые фундаментальные наблюдения необходимы. Ранние (проморфные) решения просты технически, экономны энергетически и ясны выразительно. Поздние (неоморфные) решения дороги, трудоемки, сложны, запутанны и беспокойны. Ранние решения подходят к проблеме в целом. Поздние — их можно назвать частичными — затрагивают уже не всю проблему, а лишь некоторые детали функции или выражения. Употребленные нами термины — проморфы и неоморфы — разрешены лучшими словарями [1*] и свободны от разнородных подтекстов таких понятий, как «примитивное», «упадочное», «архаичное» или «барочное». Однако применимы они лишь внутри конкретного четко определенного форм-класса — иначе визуальные свойства поздних решений в одном классе могут обманчиво напоминать ранние решения в другом. Различие «раннего» и «позднего» с необходимостью зависит от выбранной исходной точки. И пока в нашем распоряжении не появится некоей абсолютной меры визуального положения во времени, эти параметры будут действовать.
Пока же начнем с идеи одновременности (simultaneity). Одновременное существование старых и новых рядов имеет место в любой исторический момент, кроме самого первого — целиком и полностью воображаемого, когда все усилия людей имели один и тот же системный возраст. Уже во второй момент исторического времени стали возможны два вида поведения. С тех пор подавляющее большинство действий — это ритуальные повторения и крайнее меньшинство — новшества.
Вещи, которые можно сравнить с окаменевшими действиями, обнаруживают несколько видов одновременности. Вестготский резной рельеф из Испании и стела майя, созданные в одном и том же году VI века, никак не связаны друг с другом, но одновременны. Рельеф принадлежит к новому ряду; стела — к очень старому. Другая крайность того же отношения: Ренуар и Пикассо в Париже около 1908 года знали работы друг друга; картины первого принадлежали на тот момент к старому классу, а ранние кубистские картины второго — к новому. Картины Ренуара и Пикассо этого периода одновременны и связаны между собой, но они имеют разный системный возраст и так же непохожи друг на друга, как и скульптуры майя и вестготов, никак между собой не связанные. Напротив, для историков искусства не является новостью сходство между позднеэллинистической архитектурой Баальбека и римскими барочными церквами, а также между различными видами архаичного искусства и различными видами возрождения Античности. Дело в том, что системный возраст дифференцирует вещи не менее четко, чем любые другие исторические или географические различия.
Этот системный возраст, свойственный всем без исключения изделиям той или иной цивилизации, долгое время скрывали разного рода шоры. Непреодолимое искушение воссоздать социальные процессы по глиняным черепкам и каменным осколкам привело к тому, что нам были представлены циклы политических революций, основанные на свидетельствах, которые куда лучше говорят о совсем другом. Черепки и осколки — это классы усилий, которые отражают политическую жизнь на огромной временнoй дистанции от нас ничуть не яснее отголосков династических конфликтов средневековой Франции, слышимых нами в провансальской поэзии.