Формирование боярской аристократии в России во второй половине XV — первой трети XVI в.
Шрифт:
Во время февральского процесса 1525 г. Федор Жареный рассказывал о том, как ему говорил Берсень Беклемишев о своем разговоре с митрополитом. Даниил воздавал хвалу богу, что тот избавил Василия III от «запазушного врага» (Шемячича), позабыв, что он сам вероломно нарушил присягу, пообещав в грамоте, которую он писал к Шемячичу, полную неприкосновенность. [786]
Но не все деятели церкви были столь беспринципны. В 1524 г., когда Василий III был в Троицком монастыре, с просьбой о помиловании северского князя выступил игумен Порфирий. Дело, однако, кончилось ссылкой самого строптивого игумена. [787] Умер Шемячич в заточении 10 августа 1529 г. [788] Сохранилась любопытная запись на надгробной плите, что в 1561 г. в Троицком монастыре умер «больничный старец», Иоанн Васильевский Шемячича, по прозвищу «Севрюк». Обычно он считается сыном Шемячича. Но П. А. Садиков предполагал, что это был один из «людей» княгини. [789] Троицкий монастырь продолжал оказывать знаки внимания потомкам того самого Дмитрия Шемяки, которого он энергично поддерживал еще в годы феодальной войны второй четверти XV в. Жена Шемячича и две дочери кн. Василия были пострижены в монахини и отправлены в Суздальский Покровский девичий монастырь, где и умерли. [790]
786
ААЭ. Т. I. № 172. С. 144.
787
РИБ. Т. 31. Стб. 326—329.
788
ПСРЛ. Т. 22, ч. 1. С. 522; Т. 30. С. 203. В марте 1524 г. был еще «на Москве» (Дунаев. Максим Грек. С. 59).
789
Николаева Т. В. Новые надписи на каменных плитах XV—XVII в. из Троице-Сергиевой лавры // Нумизматика и эпиграфика. М., 1966. Т. VI. С. 227—229; Садиков П. А. Последние Шемячичи. Рукопись // ЛОИИ. Ф. 263 (П. А. Садикова). № 8.
790
См. разрядную книгу, опубликованную в «Зап. Отд-ния русской и славянской, археологии Археологического о-ва» (СПб. 1851. Т. 1. Отд. 1. С. 105). Между 1534 и 1547 гг. Иван IV выдал грамоту старице Евфимии Шемячичевой на сельцо Глядково Суздальского уезда (АИ. Т. 1. № 145). В Государственном архиве хранилась какая-то грамота «Шемячичевские княгини» (ГАР. С. 43 (ящик 26), 154). Князь Юрий Васильевич Путятин, служивший в Литве, был женат на сестре Василия Шемячича (Родословная книга по трем спискам. С. 86).
Летом 1508 г. на Русь выехал один из крупнейших магнатов Великого княжества Литовского — Михаил Львович Глинский со старшим братом Иваном Мамаем и братом Василием Слепым. [791] При этом он получил «в вотчину Ярославец и Боровеск в кормление». Соседняя Медынь была дана в вотчину братьям кн. Михаила Ивану и Василию, а другие выехавшие с ними князья и дворяне получили поместья и кормления. [792] Пожалование кн. Михаила Глинского в придачу «кормлением» было новостью в практике награждения служилых князей, известным шагом в ограничении их суверенитета. В данном случае московское правительство использовало опыт обеспечения выезжавших на Русь татарских царевичей, получавших города «в кормление».
791
М. Е. Бычкова обратила внимание на очень интересную память, содержащую сведения о происхождении кн. Михаила Глинского и его службе в Москве (Лихачев. С. 417—418). См.: Бычкова М. Е. Родословие Глинских из Румянцевского собрания // Зап. Отдела рукописей ГБЛ. М., 1977. Вып. 38. С. 107—125.
792
ПСРЛ. Т. 8. С. 250; Новое о восстании Михаила Глинского в 1508 г. // СА. 1970. № 5. С. 72—73.
Но Боровск и Ярославец, отобранный у Шемячичей, были только временным владением Михаила Глинского. Его честолюбивые планы простирались значительно дальше. Самое деятельное участие принимал М. Л. Глинский в походах на Смоленск. [793] В первом походе 1512—1513 гг. он был в большом полку у царевича Петра и Д. В. Щени. Во втором и третьем походах 1513 и 1514 гг. М. Л. Глинский в рати Д. В. Щени возглавлял передовой полк. [794] Являясь инициатором Смоленских походов, Глинский полагал, что, присоединив Смоленск, великий князь пожалует его этим крупным городом. Не получив Смоленска, Глинский попытался осенью 1514 г. бежать в Литву, был поиман и брошен в заточение. [795]
793
М. Л. Глинский дал особую запись «о королеве и великой княгине Олене, как ей зелье давал Сопегин человек» (ГАР. С. 44 (ящик 27), 163—164). После «поимания» княгини Елены и началась русско-литовская война.
794
РК. С. 49, 52, 53. Князь Иван Васильевич Глинский в 1520/21 г. наместничал на Костроме (Р. С. 179). Он был там же в 1543 г. (РК. С. 106). Юрий Васильевич появляется в разрядных книгах в 1538 г. (Там же. С. 94).
795
Герберштейн. С. 169—170; ПСРЛ. Т. 8. С. 257—258. О супруге М. Л. Глинского см.: АИ. Т. 1. № 120.
21 января 1526 г. Василий III женился на племяннице кн. Михаила Елене Глинской, тем самым приобретая некоторые права на борьбу за главенство в Великом княжестве Литовском, которую в свое время вел ее дядюшка. Сам же кн. Михаил был выпущен из «нятства» только в феврале 1527 г.; он был женат на дочери кн. Ивана Немого Оболенского. [796] Большая группа московской знати, в свою очередь, поручилась за Глинского перед Василием III (в случае побега Глинского они должны были уплатить громадную по тем временам сумму — 5 тыс. руб.). [797] В вотчину-княжение на этот раз беспокойный князь, очевидно, получил Стародуб Ряполовский. Возможно, он был пожалован и Юрьевцем
796
ПСРЛ. Т. 8. С. 271, 272; Т. 22, ч. 1. С. 521.
797
СГГД. Ч. 1. № 155. С. 428—429.
Поволжским в «кормление» (городок, находившийся в кормлении у татарских царевичей). [798]
В последние годы княжения Василия III Михаил Глинский пользовался полным доверием великого князя, хотя не всегда его оправдывал. Так, в 1530 г. он как один из князей, чьи владения находились на Волге, был послан во главе военной рати на Казань. Город должен был пасть. Но кн. Михаил повздорил с главой судовой рати И. Ф. Бельским, и результат похода не был достигнут. [799] В отличие от Бельского кн. Михаил на этот раз не пострадал. Литовские планы заставляли Василия III смотреть сквозь пальцы на некоторые оплошности его дядюшки. В 1531/32 г. кн. Михаил Глинский был одним из душеприказчиков великокняжеского духовника протопопа Василия. [800]
798
В Государственном архиве хранились «книги города Юрьевъца, что было за князем за Михаилом за Глинским» (ГАР. С. 62 (ящик 110), 276). В 1526/27 г. М. Л. Глинский купил у И. Г. Морозова с. Звягино Московского уезда (АРГ 1505—1526 гг. № 286).
799
РК. С. 75; ПСРЛ. Т. 6. С. 265.
800
ГБЛ. Ф. 303 (АТСЛ). № 281. Л. 3.
В январе 1533 г. кн. Михаил наряду с другими крупнейшими русскими вельможами присутствовал на свадебной церемонии у кн. Андрея Старицкого. Во время предсмертной болезни Василий III назначил его и кн. Д. Ф. Бельского опекунами малолетнего наследника престола Ивана. [801] Однако в ходе придворной борьбы, как крупная политическая фигура, он внушал опасения различным группировкам московской знати. Поэтому осенью 1534 г. он был брошен в заточение, где и умер в 1536 г. [802] В 38 верстах от Александровой слободы находилось одно из владений князя Михаила Глинского. [803] Вероятно, сам кн. Михаил на положение боярина не перешел, [804] но его племянники получили боярство около 1547 г.
801
РК. С. 14; ПСРЛ. Т. 4, ч. 1, вып. 3. С. 558.
802
Подробнее см.: Зимин. Реформы Ивана Грозного. М., 1960. С. 230—232.
803
Стромилов Н. Г. Александрова слобода // ЧОИДР. 1883. Кн. 2. С. 78. В 1533/34 г. он прикупил землицу в Ростовском уезде (ГБЛ. Ф. 303 (АТСЛ). № 284). Летом 1534 г. он передает купленную им землю в Московском уезде в Троицкий монастырь (Там же. Кн. 518. Л. 447—448). Село Городище в Юрьеве Польском князя Михаила было выменено Иваном IV у его сына Ивана на деревни Суздальского уезда (Лихачев Н. П. Сборник актов. СПб., 1895. Вып. 1. С. 63).
804
Боярином кн. Михаил назван только в летописном рассказе о болезни Василия III (ПСРЛ. Т. 29. С. 118).
***
В первой трети XVI в. в Русском государстве существовала влиятельная прослойка так называемых «слуг», или «служилых князей», образовавшаяся в основных своих чертах в результате присоединения к России западнорусских земель. Это Мстиславские, Одоевские, Глинские, Воротынские, Бельские, Трубецкие и др. Они по своему положению занимали как бы промежуточное положение между удельными князьями и князьями Северо-Восточной Руси, потерявшими к концу XV—началу XVI в. суверенные права на старые княжения. [805] Основное отличие «удела» от княжения служилых князей сводилось к тому, что княжение рассматривалось как наследственная вотчина (перешедшая от предков «слуги» или пожалованная ему великим князем) и обусловливалось несением военной службы московскому государю. Удел же — часть общерусских земель, завещанная великим князем своим прямым потомкам (как правило, детям). В отличие от удельного служилый князь не имел даже формальных прав на занятие великокняжеского стола.
805
ДДГ. № 60. С. 192—193. Ср. договор с Казимиром 1442 г. новосильского и одоевского князя Федора Львовича (Там же. № 39. С. 117—118).
Для характеристики прав и обязанностей служилых князей можно привлечь докончание 1459 г. новосильского и одоевского князя Ивана Юрьевича и его братаничей Федора и Василия Михайловичей с великим князем литовским Казимиром. [806] Княжата прежде всего обязывались верно служить Казимиру и его детям и вообще тем, «хто будет великим князем на Литовской земли». Они отныне будут в «воли Казимирове», в частности будут его союзниками в борьбе с литовскими врагами. В свою очередь, Казимир обязывался их «боронити». Великий князь литовский объявлялся сюзереном Ивана Юрьевича и его братаничей. Без его воли они не могли впредь вступать ни с кем в договорные отношения. Сам же Казимир обязывался «не вступаться» в новосильские и Одоевские земли даже после смерти кн. Ивана и его братаничей. Суд по спорным вопросам должен быть совместный — великого князя и княжат-слуг.
806
На основании упоминания о том, что в разрядах 20-х годов XVI в. Горбатые, Микулинский и И. Д. Пенков писались «впереди некоторых бояр, но без боярского звания», С. О. Шмидт склонен («видимо», «возможно») отнести их к числу слуг (Шмидт С. О. Становление российского самодержавства. М., 1973. С. 279). Однако автор ссылается лишь на «Указатель к разрядам», тогда как проверка по тексту памятника не подтвердила его наблюдений.
Очень важно было то, что земли княжат-слуг не должны ни в каком случае выходить из-под великокняжеского суверенитета (даже в случае, если у княжат не будет «отрода», т. е. при выморочности владений).
Все эти порядки были близки к тем, которые устанавливались по докончаниям русских великих князей с их удельными братьями, ибо они также своими корнями уходили в права аристократии периода феодальной раздробленности. Но были и существенные отличия. О них мы частично говорили выше. В договоре Василия III с его братом Юрием 1531 г. последний обязывался «князей... служебных с вотчинами не приимати». [807] Следовательно, удельные князья (каким был Юрий) считались рангом выше служебных. В частности, ни о каком «сместном» суде с великим князем в договоре 1531 г. не говорилось: удельный князь был полным хозяином в делах, касающихся его подданных. С. М. Каштанов показал, что кн. Ф. М. Мстиславский в 1533 г. был уже лишен даже права собирать дань со своих земель, позднее он снова (в 1538 г.) его присвоил. [808]
807
ДДГ. № 101. С. 417.
808
Каштанов С. М. Дипломатика как специальная историческая дисциплина // Вопр. истории. 1965. № 1. С. 43.
Великий князь брал на себя ведение всех внешнеполитических сношений, связанных с интересами служилых князей. Когда в декабре 1518 г. с ним заключил договор Мухаммед-Гирей, то в «шерть» был вставлен пункт с обязательством крымского царя не воевать земель «князей, которые тебе (Василию III. — А. 3.) служат и твоим детям — князь Василей Шемячичь и князи Трубецкие». [809]
Служилые князья в первой трети XVI в. не составляли единой, сплоченной корпорации. Так, среди них выделялись князья Василий Шемячич, владевший громадным Новгород-Северским княжеством, и Семен и Василий Стародубские, занимавшие переходное место между служилыми и удельными князьями. Формально числясь «слугами», они по существу считались как бы патронами северских княжат, часто находившихся во время войн на Юге и Западе под их командованием. На войну они ходили иногда обособленно, со своими войсками («Воротынские князи своим полком»). [810] По существу же их владения по размерам и военно-политическому значению мало чем уступали уделам, да и формально они принадлежали к князьям московского дома. Оба они имели и земли в центре страны, но эти их «уделы» были крайне незначительны.
809
Сб. РИО. Т. 95. С. 659.
810
РК. С. 27.