Формула бессмертия. На пути к неизбежному

Никонов Александр

— Значит, мозг?

— Значит, мозг.

— А к чему в вашем мозгу привязана ваша личность? К нейромедиаторам, клеткам, аксонам, нейронам, отделам, коре, подкорке?..

Я задумался. В этот час на Ленинградке было немного машин, и удавалось держать приличную скорость. Значит, совсем скоро случится Зеленоград и поворот налево у стелы…

— Личность относится ко всему комплексу сразу. Если в моей голове заменить пару клеток мозга искусственным клетками с теми же функциями,

я не замечу и останусь собой. Это как замок из кубиков. Можно менять кубики и постепенно заменить их все — сооружение останется. Личность — это замок из кубиков и блоков. Можно менять блоки постепенно и аккуратно. Тогда личность сохранится. А если смахнуть весь замок и на его месте построить другой — пусть даже точную копию, личность будет уничтожена, перескока сознания не произойдет. Потому что нечему перескакивать. Сознание есть кажимость.

— Чья? — Виктория задала верный вопрос.

— Моя.

— Почему? Ведь если будет точная копия… Нам скоро налево и потом прямо через весь Зеленоград.

— Хочу внести поправку, — я включил поворотник, и он успокаивающе затикал зеленым глазом. — Я употребил слово «личность» как синоним сознания. Это не совсем правильно. Личность — это то, что отличает одну особь от другой. Ментальные и физиологические различия между людьми. А вот сознание, разум — это и есть инструмент для самоосознания себя. Это мое «Я». Именно оно нас интересует. Оно, а не личность. Личность можно скопировать. Меня — нет. «Я» — это, строго говоря, не моя личность. Или не совсем моя личность, хотя в быту мы используем эти слова как синонимы. Один замок из кубиков может отличаться от другого замка из кубиков. Их различия — это и есть «личность» замка. Но если мы снесем кубики моего личного замка, а на месте катастрофы построим точную копию замка — даже из тех же самых кубиков! — личность будет восстановлена, и у нее даже будет сознание. Но Меня там уже не будет. Там будет моя копия. Потому что мое «Я» — это здесь и сейчас. Сознание завязано на материю, время и пространство. Нарушьте любую из трех завязок, и вы убьете конкретное сознание. И если оно настолько развито, что может себя осознавать, оно будет протестовать.

Человеческое «Я» можно постепенно разрушать, вытаскивая кубики, — один участок мозга отключили, другой… Человек забыл существительные, потерял способность к творческому мышлению, профессиональные навыки, долговременную память, стал реагировать по-другому — более раздраженно. Личность можно деформировать и разбирать до полной потери «Я». А если потом обратно включать выключенные блоки мозга, «Я» восстановится. Однако мне кажется, даже при постепенном отключении блоков все равно будет долго сохраняться нечто, что осознает себя как «Я». И это «Я» не связано ни с моментами биографии, ни вообще с долговременной памятью. Известны ведь случаи амнезии — полной потери памяти. Я могу в один прекрасный день проснуться и забыть, кто я. Не буду помнить, что я — Александр Никонов, забуду биографию, потеряю навыки… Но все равно буду знать, что я — это я, просто фамилию забыл. Мы же иногда что-то забываем, не правда ли? Ну, а тут фамилию запамятовал… Но ведь «Я»-то при этом не изменился. И здесь возникает важный вопрос: а что такое «Я»?..

— Возле магазина остановите, — прервала мои рассуждения Валерия. — Купим что-нибудь поесть.

Я снова вернулся в реальность и вспомнил, куда мы едем. Тут же зримо представил себе мрачное помещение с замороженными трупами и почему-то вспомнил старый советский фильм с участием юного Табакова, который играл молодого оперативника-практиканта, пришедшего работать в уголовный розыск. Его послали в морг на опознание трупа; трупов юноша боялся, а первое, что увидел, придя в морг, — жующего бутерброды старика-хранителя. Юному Табакову поплохело… Вопрос Валерии о еде, вернувший меня в реальность, заставил вспомнить, что ко всему привычные работники моргов спокойно кушают бутерброды прямо на службе. И что я — отнюдь не работник морга…

— Можно купить замороженный обед и там в микроволновке разогреть. Мясо, например, с гарниром. Вам с рисом или с картошкой?

Я еще раз представил себе обед в морге и сглотнул:

— С картошкой…

…Минут через пять после отъезда от магазина мы уже были на месте. Открылись ворота, и моя машина въехала на территорию бывшей школы, а ныне склада, бесплатно предоставленного криофирме сочувствующим бизнесменом. Слева располагалось само здание школы, давным-давно требующее ремонта, справа и впереди возвышались металлические ангары, а вокруг были разбросаны поломанные металлические стулья, доски, старый проигрыватель грампластинок, хрустело битое стекло, валялись какие-то старые оконные рамы, битый кирпич, чавкала осенняя грязь… За забором же этой зоны, по которой меня сейчас поведет сталкер-рабочий, открывший въездные ворота, возвышались коттеджи новых и средних русских.

Я кивнул в сторону приличных домов:

— А они знают, что живут рядом с трупохранилищем?

— Знают. Но они привычные: здесь кругом трупохранилища — вон там неподалеку кладбище, и в той стороне еще одно старое кладбище. Пойдемте.

Мы пошли к полукруглому металлическому ангару.

— Тут у нас крионированные клиенты, сейчас вы сами все увидите. Заходите.

Я вздохнул и сделал шаг в полумрак ангара…