Формула добра
Шрифт:
– Буду, – закивал мужчина и радостно добавил: – И уже ем. А что? Это же не какая-то бродячая псина. Трисон – Полькин поводырь. Интеллигентная, можно сказать, собака.
Нет, мне, конечно, приятно выслушивать в свой адрес такие комплименты. Но, признаюсь честно, в тот вечер всё же было бы приятнее закусить «карасиком». Даже вспомнил, как мы с Иваном Савельевичем рыбачили.
– Всё равно, – недовольно буркнул мужчина, – это уж слишком. Вы его ещё за стол посадите и бокал пива ему налейте.
– Ой-ой-ой! – всплеснула руками Полина Фотеевна. – Хватит уже корчить
– Сравнила, – обиженно хмыкнул мужчина. – Я же не с одной миски с ним ел.
– Ладно, – махнула рукой моя старушка, – не хочешь, не ешь. Никто тебя не заставляет. А я вот лучше после Трисона поем, чем после некоторых людей.
– Эт ты на кого намекаешь? – возмутился мужчина. – На меня, что ли?
– Почему сразу на тебя? – усмехнулась Полина Фотеевна. – Мало ли отморозков на свете. Успокойся уже…
Вскоре компания забыла об инциденте, и, как мне показалось, даже брезгливый выпивоха всё же съел кусочек оброненной рыбки. Вот так всегда. Сначала возмущаются, кричат, пыжатся, а потом за нами, собаками, доедают. Тоже мне, гурманы.
Какой же я был дурак, когда обижался на Сашку за Тришу. Вы знаете, как меня частенько называла Полина Фотеевна? Ни за что не догадаетесь. Мне даже стыдно такое слово произносить. И ведь, когда трезвая была, называла правильно. А как только рюмку-другую пропустит, у неё словно язык набекрень становился. Говорит мне:
– Трусон, к мине.
Я когда первый раз услышал, вообще не понял, к кому она обращается и чего хочет. Ну, вы сами подумайте, что это за команда такая – «к мине»? Сапёр я тебе, что ли, по минным полям бегать. «К мине» – это ж надо такое ляпнуть. Я еле разобрался – оказалось, она так «ко мне» говорит. Странная женщина. А что это за имя такое? Трусон… Тьфу, какая пошлость! От слова «трус», что ли? Так какой же я трус?! Вы-то знаете, что я отважный пёс. Страшно подумать, но, может, от слова «трусы»? Ну, это вообще, позор полнейший. Чего-чего, а вот такого коверканья своего имени я никак не ожидал. Так что имя Триша мне показалось совершенно безобидным и даже приятным.
Но и имя – ещё цветочки. Я ведь помню поговорку Ивана Савельевича «Хоть горшком называй, только в печь не сажай». Что имя? Главное – я сам его помню. И в школе оно записано, и в документах моих присутствует. Никто не перепутает и не забудет. А с подвыпившего человека что взять? Бог с ним, с этим Трусоном. Кем я только в жизни уже не был, даже Рексом однажды побывал. Помните? Не облез же.
Но там другая беда была. Дело не в имени, дело в моём образе жизни. Если уж говорить честно, то я превратился в самого настоящего бомжа. Только не подумайте, что в том есть моя вина. Нет, конечно. От меня там мало чего зависело.
Первую неделю к Полине Фотеевне приезжал контролёр-инструктор, смотрел, проверял, обучал, подсказывал. Мы вместе изучили несколько маршрутов – магазин, аптека, больница, ближайший сквер и так далее. Старушка вела себя совершенно иначе, чем потом, когда её оставили в покое – и покормит,
Она могла просидеть целый день в пивнушке, а вечером за этим же заведением упасть в траву и уснуть. А я сижу всю ночь, сторожу её. Куда я денусь? Положу голову ей на ногу, чтобы никуда не сбежала, и дремлю. Иногда даже было самому противно на себя смотреть. Как-то увидел своё отражение в витрине магазина, чуть со стыда на лапы не рухнул. Если бы не шлейка и красный крест на ней, точно приняли бы за бродячую дворнягу.
Хотя, по правде говоря, и дома было не лучше – вечно спал в провонявшей спиртом квартире. А какое это мучение, когда подопечный забывает снять с тебя шлейку. У вас когда-нибудь чесалась, например, лопатка, а вы не могли рукой достать? Волей-неволей акробатом станешь.
Вот такая у меня была жизнь. А вы говорите – «жизнь собачья».
Глава 3
Хотите, я открою вам один секрет? По роду своей службы мне приходится сталкиваться со многими людьми – в общественном транспорте, магазинах, аптеках, парках, просто на прогулке. Знаете, как я определяю, хороший человек передо мной или нет? Смотрю на него и думаю: вот получился бы из этого господина поводырь? Если вижу, что он способен работать поводырём, значит, человек неплохой. У нас в школе среди щенят идёт колоссальная выбраковка. Порода породой, родословная родословной, однако не все щенки, даже от одной матери, могут претендовать в будущем на роль собаки-поводыря. Вот так-то!
Ясное дело, что у людей такой выбраковки не бывает. Для вас это было бы ужасным оскорблением. Но мне кажется, именно потому у вас часто и тачают сапоги пирожники, а пироги пекут сапожники. У нас такого нет. Положено тебе работать охранником, не лезь в поводыри, а то заведёшь куда-нибудь человека, выкарабкивайся потом. Только вы не обижайтесь на меня. Хорошо? Возможно, я и заблуждаюсь. Я ведь рассуждаю по-собачьи. Может, это как раз и есть тот случай, когда можно смело сказать обо мне: несёт чушь собачью. Ну да ладно, не обижусь. Я ваших университетов не оканчивал. Приходится до всего самому доходить. Могу и ошибиться.
С вашего позволения, буду и Кривошеевых вспоминать, потому как, если рассказывать только о моей жизни у Полины Фотеевны, будет слишком тоскливо. Так что вернёмся к Аннушке. Вам же, наверное, хочется узнать подробности? Расскажу и о ней, и о её горе – Аннушка ведь только в тридцать восемь лет ослепла. А до этого, говорят, была светской львицей. Правда, она, и будучи слепой, иногда ходила на всякие вечеринки, тусовки, как Машка говорила, но меня туда никогда не брали – ей там Константин Александрович помогал. Но, знаете, я не обижался. Да и за Машкой нужно было кому-то присматривать. Чего мне там делать, на тех приёмах и фуршетах? Мои фуршеты были ещё впереди – с Полиной Фотеевной так нафуршетился, на всю жизнь запомнилось.