Формула добра

Самарский Михаил Александрович

Глава 5

Справедливости ради скажу: и в писательском доме тоже однажды у меня случилась «катастрофа». Да-да, так всегда. Лежишь, балдеешь и никогда не знаешь, что с тобой случится через пять-десять минут. Не зря говорят, что затишье бывает перед бурей.

А беда подкралась незаметно. Теперь, если меня отправят из поводырей на пенсию, попрошусь спасателем в МЧС. Ну, может, не спасателем, а инструктором – буду юных щенков консультировать и натаскивать. Вы даже представить не можете, что со мной приключилось в тот день. И смех

и грех.

Лежу себе, размышляю. Вдруг слышу, наша Кисуля где-то кричит. Да-да, именно кричит, потому как мяукает она совершенно иначе. Люди, конечно, могут и не отличить мяуканье от кошачьего крика, но я в этих звуках разбираюсь хорошо. Если вы, например, слышите вой собаки, знайте, что это может быть и криком. Главное – внимательно прислушаться. Так вот. Прислушался – чую, что-то случилось невероятное.

– Помогите, – вопит наша Кисуля, – помогите, люди! Снимите меня! Мяу-мяууу! Мяу-мяууу!

Ничего себе! Я резко приподнялся, выглянул в окно, смотрю, эта дурочка залезла на самую верхушку дерева, вцепилась в тонюсенькую ветку и качается. Я чуть в обморок не упал – если она оттуда навернётся, костей не соберёт. Хоть и говорят, что кошки умеют планировать, но какой из нашей Кисули дельтаплан? Ой-ой-ой! Нужно спасать сумасшедшую кошку.

«Как тебя туда занесло? Чего ты там забыла?» – мысленно вскрикнул я.

А женщины и ухом не ведут. Понимаю, они просто не слышат. Что делать в таких случаях? Я забросил лапы на подоконник и гавкнул во всё горло. Наша гостья от испуга едва со стула не свалилась.

– Трисон! – воскликнула Анна Игоревна. – Ты чего? На улицу хочешь?

– Ав-ав! – отвечаю, немного понизив голос, а сам пялюсь в окно.

– Успокойся, дружок, – ласково говорит Аннушка, – сейчас мы закончим с Викусей разговор и пойдём погуляем, потерпи немножко.

«Да какие уж тут гулянки, миленькая Анна Игоревна, прислушайся, как твоя Кисуля верещит на дереве. Вставайте, вставайте! Гав-гав! Срочно идёмте во двор!»

Видя, что женщины никак не реагируют, я взвыл волком:

– У-у-у-у-у-у-у!

– Господи боже мой, – ахнула моя подопечная.

– Он что-то на улице увидел, – тревожно произнесла Вика и подошла к окну.

«Открывай, открывай скорее, – мысленно умоляю я гостью, – сейчас вы поймёте, чего я тут растявкался!»

И что вы думаете? Нет, я ничего не имею против кошек. Не надо меня обзывать котоненавистником. Но, честное слово, иногда они бывают такими дурами! Извините, но эта… эта… Кис-с-с-суля неожиданно умолкла. Скажите, есть ли мозги у этих кошек? Вика открыла окно, я как дурак лезу на подоконник, а наша верхолазка словно в рот воды набрала – молчит, и всё тут.

«Да что же это такое творится! Кисулечка, родненькая, да мяукни же ты, наконец, пока окно открыто! Почему ты в самый ответственный момент замолчала? Вот глупое животное!»

Мольбы мои Кисуля, разумеется, не услышала. А может, просто онемела от страха. Вика посмотрела в окошко и снова наглухо затворила его. И тут наша акробатша снова завопила. Наверное, это и есть закон подлости, о котором так часто говорят люди. Мне ничего не оставалось

делать, как начать скулить и метаться между дверью и окном. В конце концов, женщины поняли, что всё это неспроста.

– Пойдём, выйдем на улицу, – предложила Аннушка и добавила: – Вик, позови Костю.

Выскочив во двор, я метнулся к дереву и принялся громко лаять.

– Ё-моё! – вскрикнул Константин Александрович, подняв голову вверх и увидев на макушке дерева Кисулю. – Вот это фокус!

– Что такое? – испуганно спросила Аннушка. – Что случилось?

– Спокойно, Аня, спокойно, – дрожащим голосом произнесла Вика, – кошка забралась на дерево, на самую верхушку, а слезть не может.

– Наша Кисуля?

– А то чья же? – сплюнул Константин Александрович. – И чего её туда занесло…

– Вон оно что, – выдохнула Анна Игоревна. – Опасно? Достать-то её можно?

– Попробуем, – ответил мужчина и скомандовал: – Так, дамы, стойте здесь, сейчас я лестницу принесу. А ты, Трисон, помолчи, не гавкай, не пугай её, а то свалится.

«Да теперь-то мне зачем гавкать? – фыркнул я. – Вы и сами всё видите. Тут теперь не до гавканья».

Константин Александрович вернулся с лестницей, приставил её к стволу и попытался на неё взобраться, да не тут-то было. Ствол дерева оказался слишком тонок.

– М-да, – хозяин почесал затылок, – как же быть? Так-так-так…

Он снова куда-то убежал. Через минуту приволок простынь и предложил женщинам соорудить из неё что-то наподобие ручного батута.

– Стойте здесь, никуда не отходите, – командовал «спасатель», – я попробую сейчас стряхнуть её.

– Ой, – вскрикнула Аннушка, – я боюсь.

– Не бойся, дорогая, – махнул рукой, Константин Александрович, словно Аннушка могла видеть его жест. – Стойте на месте и не двигайтесь. Держите покрепче простынь.

Константин Александрович принялся потихоньку трясти дерево, Вика вцепилась в уголки простыни и зажмурила глаза. Кисуля, почувствовав деревотрясение, впилась когтями в ветку и завизжала, словно ей хвост отрывают.

– Боже мой, – шепчет Анна Игоревна и спрашивает у подруги: – Ну что там, Викусь?

Женщина открыла глаза и, взглянув на «циркачку», так же шёпотом отвечает:

– Пока ничего, она боится.

Последующие десять минут не принесли никакого результата. Константин Александрович вспотел, но Кисулю так и не стряхнул – крепкая «груша» нам досталась. Я стоял в стороне и молча наблюдал за происходящим.

«Интересно, зачем она туда полезла? – думал я. – Наверняка за какой-то птичкой. Видел, как она уже не раз изображала из себя охотницу. Крадётся по газону к воробьям, влипнет в траву, ушки прижмёт, дескать, взгляните на меня, я не кошка, а рысь пятнистая. Умора просто! Но птицы всё время оставляли её в дураках. Решила, наверное, на дереве их достать. Вот глупая! Видимо, увлеклась, воробьи улетели, а доморощенная рысь осталась на макушке. А теперь орёт во всю ивановскую».

Тут подоспела ещё одна помощница. Маша. Увидев на макушке Кисулю, Маша сразу расплакалась.