Формула контакта
Шрифт:
Он глянул на скучающие физиономии Диоскуров и осекся.
— После ванны в лоджии спать не советую, — буркнул он по-стариковски. — Может быть ветрено. Спокойной ночи!
— Бары гешер, Гамалей-джан! — ответили хором Самвел и Кшися.
Помолчали секунд тридцать.
— А проела ты ему плешь со своим парниковым эффектом, — восхищенно проговорил Алексаша. — Чтобы такие перестраховщики, как Гамалей с Абоянцевым, разрешили убирать стену на ночь?..
— Ну, не убирать, — лениво поправил брата Натан. — Всего-навсего приспускать. И чего было не сделать это с самого начала — кемиты народ хиловатый, во всем городе, говорят, не наберется десятка мужиков двухметрового роста.
— Да если б они и поголовно были ростом с Петра Великого, все равно на стенку никто бы не полез, — поддержал брата Алексаша. — И даже не потому, что жрецы не велят, — силушки не хватит. Ну, помните по фильмам среднестатистического кемита — абсолютно никаких бицепсов!
— Поглядела бы я на твои бицепсы, — заметила Кшися, — на таких-то харчах, как тут.
— Кстати о харчах. — Наташа только обрадовался перемене темы. — С «Рогнеды» дразнились, что в Петергофе университетские биологи ввели в своем кафе обязательное кемитское блюдо, на предмет добровольного эксперимента. Им рогнедские транспортники поставляют хвосты от здешних крокодилов. Техника получения сего продукта предельно проста: двое подкрадываются к ящеру и берутся за хвост, а третий над самым ухом…
— Говорит жалобно: сделай милость, отдай хвост! — вклинился Алексаша.
— Третий стреляет холостым патроном. Остальные патроны, естественно, боевые, — до сих пор все гады вели себя с феноменальной сговорчивостью, обламывали сами себе лучшую половину, как наши ящерки, и удирали. Но вдруг попадется какой-нибудь строптивый?
— Строптивых есть целиком!
— Зачем? В хвосте добрый пуд чистого мяса, а такой живой мясокомбинат отращивает на себе три-четыре хвоста в год.
— А что такое пуд? — спросила Кшися.
— Вот серость! — возмутился Алексаша. — В килограммах — это две руки, да одна рука, да один палец.
— Дошло. Но для кемитов такая мера сложновата.
— Меткаф говорит, в здешних горах есть пещерные твари, ну прямо скаты сухопутные. Ползет такой ковер, ворс сантиметров на семьдесят… — Самвел все еще безуспешно пытался привлечь внимание Кшиси, но это ему никак не удавалось.
— Нет, бросаю эту мышеловку, лечу в Петергоф! — загорелась она. — Представляете, вечер в кафе: бульон из гадских хвостов, антрекот… то есть антрегад подхребетный, хвостики вяленые над Этной, на запивку…
— Лучше не надо про запивку, это дурной тон! — снова попытался высказать свое мнение Самвел, но его опять проигнорировали.
— А на дежурных студентках униформа — гадские мини-дубленки! — А вот у Наташи сегодня был приступ буйной фантазии.
— Не слушай ты его, Кшиська, — поморщился Алексаша, — стопроцентный плагиат: бюстгальтеры на меху.
— Я и не слушаю. В горных пещерах сталагмиты, не попасешься. А во многих еще и вода. Что там делать мохнатому скоту, не представляю. Намокнет и замерзнет, сердечный. Так что нашему Меткафу, конечно, до Распэ далеко, но догоняет. На брехунов, вероятно, тоже распространяется закон сходимости видов.
— Ну, Кшиська, зачем так безапелляционно? Ты-то откуда знаешь, что там в пещерах?
— Можете представить себе, господа лоботрясы, — я всегда была отличницей. И когда нам во время подготовки крутили «Природу Та-Кемта», я не писала записочек разным курносым практиканткам с факультета стюардесс малокаботажных линий, как некоторые
— Ничего-ничего, — зловеще каркнул Алексаша, — поругайся еще со своим Гамалеем — он тебя отсюда в два счета выпрет. И пришлют нам пару курносеньких… А про горные пещеры, между прочим, в нашем курсе ничего наглядно не было, одни гипотезы — съемки-то велись со спутника, тогда и «Рогнеду» еще не смонтировали.
— Пещеры я видела! — запальчиво возразила Кшися.
— Во сне?
— Хотя бы!
— Ой, Кшиська, ой — уши вянут.
— А почему — нет? — вступился Наташа. — Кемиты вообще производят на меня впечатление малых с великими странностями. Наш Салтан не допускает, чтобы они владели телекинезом, а я не вижу в этом ничего удивительного после того, как они за четверть часа могут превратить собственные руки хоть в метлу, хоть в топор. С земной точки зрения — абсурд, но ведь при желании ту же самую аутотомию ящериц можно рассматривать как проявление нечистой силы. Оборвали хвост — значит, вырастить его сможет только черт. Чистым силам это недоступно. А здесь любая тутошняя корова и хвост отбрасывает с испуга, и шкуру меняет по весне. Чертовщина!
— Так что, по-твоему, кто-то из здешних экстрасенсов, ковыряя себе в носу, транслирует Кшиське свой вариант «Клуба путешествий»? Из альтруистических соображений, так сказать?
— А почему нет? Не спится кемиту… Опять же квасной патриотизм, любование захудалым, но родным уголком.
— «Почему нет?» — передразнил его Алексаша. — Потому что кемиты по ночам спят. Дай им волю, они и день-то весь продрыхли бы. У них культ мертвецкой спячки, и вы все это прекрасно знаете, потому что иначе мы не сидели бы здесь и не ждали бы, как у моря погоды, когда, наконец, кемиты к нам привыкнут, а наше начальство этот факт примет за действительность. А годика через два-три нам, может быть, и разрешат убрать стену и двинуться в эти сонные термитники — будить этих лежебок, которые, того и жди, доваляются в своем отупении до какой-нибудь эпидемии, вселенского потопа или оледенения, против чего у них, даже со всеми телекинезами, мимикриями и прочими чудесами, кишка тонка выдюжить.
— Раздражительный ты стал, Алексаша, — заметила Кшися. — Злобный. Таких в Та-Кемт не пустят. Таким место в Сухумском профилактории. А вместо тебя — курносенькую…
— Ты зато стала добренькой. Ангел белоснежный, фламинга линялая. С самого начала, когда ты стала своему Гамалею хвост отъедать по поводу парникового эффекта, или как там у вас, не разбираюсь, я слушал — сердце радовалось. Ну, думаю, одна родственная душа среди всех этих, с опытом и выдержкой. А теперь что с тобой стало? Плаваешь, как новорожденная личинка угря — вся прозрачная, глазищами на всех мужиков зыркаешь, а они и шалеют… Что с Самвелом сделала, с Гамалеем? Наташка и тот дрогнул. Да не отпирайся, братец, ежели б ты был один! Но вас же целый хор. Ну, что ты всех завораживаешь? Нашла себе охотничий вольер, нечего сказать!
— Ну Алексашенька, ну что я могу тебе сказать? — вот уж действительно предел кротости. — Живите вы себе с миром, не глядите в мою сторону. А я пригретая какая-то, интересно мне здесь, хорошо. И тепло…
— Тебе тепло, видите ли! И от избытка тепла ты разгуливаешь на виду у всего Колизея, не говоря уже о Та-Кемте, в сарафане с декольте на двенадцать персон?
— Вот что, — медленно проговорила Кшися, — Макася бедная со своим днем рождения ни в чем не виновата, так что подбирайте шампуры, а баранина с луком внизу, в большой белой кастрюле, и советую спуститься незамедлительно и самостоятельно, иначе кто-то будет торчать в этой кастрюле головой вниз и ногами вверх. Прошу!