Формула любви
Шрифт:
Он польщенно хмыкнул и поправил лацкан смокинга.
— Нет, уже давно нет никому никакого дела до отставного певца. Мой голос живет совершенно отдельной от меня жизнью. Знаешь, это похоже на то, что происходит между выросшими детьми и их родителями. Они больше не нужны друг другу.
— О, Юджин, ты не прав. Знал бы ты, как бы мне хотелось, чтобы мои мама и отец были рядом со мной! Конечно, каждый из нас имел бы собственную жизнь, но мы согревали бы друг друга теплом и любовью, встречаясь.
— Ты говоришь так, потому что
Бесс пожала плечами, а Юджин положил свою ладонь на ее запястье. Прикосновение было неожиданным, ласковым, и Бесс почувствовала, как горячо кровь толкнулась в сердце.
— Бесс, я попробую хотя бы отчасти заменить тебе родителей.
— Спасибо, Юджин. Я тебе благодарна.
— И я тебе. — Он помолчал, потом указал на свободное место на светлом под луной газоне. — А вот здесь я хочу разбить новый цветник…
Сказал и осекся: я хочу? Мне-то казалось, я уже давно ничего не хочу. Неужели присутствие молодой женщины меняет и во мне что-то? Ведь ничего не произошло, я и без нее выезжал ночами в сад, к розам, они внимали мне. Если бы цветы могли говорить, то наверняка у голубых роз был бы немного писклявый и искусственный голос, но он и должен быть таким, ведь сам цвет неестественный.
Юджину вдруг пришло в голову, что ни один из растущих в его саду цветов не смог бы разговаривать голосом Бесс. Это должен быть совершенно другой, особенный цветок.
— Какая тишина, — восхищенно проронила Бесс, — и какой аромат. — Она запрокинула голову, вдыхая полной грудью запахи ночи. — Кажется, глицинии, — она кивнула на каменную стену, возведенную вокруг поместья три века назад и увитую цветущей глицинией, — пахнут даже сильнее роз.
— Да, ночью некоторые цветы пахнут сильнее, чем днем, особенно в безветренную лунную ночь.
— И… разве это не запах ночной фиалки?
— Маттиола двурогая, детка.
— Давно ли ты увлекся цветами? — спросила Бесс, осторожно подталкивая коляску Юджина к зарослям маттиолы. На сей раз он не противился и охотно принял ее помощь.
— Я полюбил их с тех самых пор, когда публика стала забрасывать меня цветами. Однажды, стоя на сцене, я поймал себя на мысли, что, когда ничего этого не будет, — Юджин развел руки, словно перед ним расстилался безмерный зрительный зал, — я ни за что не останусь без цветов. Я сам себе подарю их. Много-много, живых. Не сорванных цветов в руках живых людей, а цветов, которые живы сами по себе.
— Значит, артист думает о том, что будет, когда публика остынет, охладеет к нему? Когда уйдет его время?
— В общем… да. Хотя это происходит не сразу. Ведь кажется, что время бесконечно, что ты в нем вечен.
Бесс молчала. Рядом с этим мужчиной она чувствовала себя удивительно, как ни с каким другим. Он не влек ее к себе так, как другие, обещая радости плоти. Но было что-то не менее волнующее в его близости! Она ждала каждое слово, которое он произнесет. Ведь от чего возникает
Юджин вздрогнул.
— Бесс, зачем ты?..
— Юджин, я благодарна за такую первую брачную ночь.
Он усмехнулся.
— У тебя будет и настоящая, но… после меня. Это уже скоро.
— Не надо, не говори так!
Бесс приложила палец к его губам, не позволяя произнести больше ни слова, и почувствовала, как теплые губы, сложившиеся трубочкой, нежно прикоснулись к ее пальцу. Она вздрогнула, поймав себя на мысли, что пи одна ласка мужчин, которых она знала, не казалась ей столь эротичной.
— Мне недавно попалось на глаза одно изречение, принадлежащее американцу: «В браке много боли, а в безбрачии нет радости», — промолвил Юджин. — Кажется, я склонен поддержать его мысль.
Бесс засмеялась.
— Американцы — ребята простые, они что думают, то и говорят. Знаешь, в чем главная трудность переселенцев, приезжающих в Америку из Европы, особенно из Восточной Европы, и из Азии? Научиться открыто выражать свои чувства, причем самые разные, не загонять их внутрь. Одна моя подруга сколотила целое состояние на том, что открыла в Нью-Йорке курсы, где обучает самовыражаться китайцев, которых стало у нас видимо-невидимо.
Юджин улыбнулся.
— Значит, нам с тобой повезло — мы оба американцы… Так будем выражать эмоции открыто.
— А ты не стал настоящим британцем? Сдержанным и скучным?
— Ну если только внешне. А на самом деле… — Юджин вдруг схватил Бесс за талию, усадил к себе на колени и одновременно нажал на кнопочку на пульте управления. — Прокатимся по дорожке! Я развлекаюсь так по ночам!
Бесс захохотала. Вскоре она закрыла глаза от невероятного покоя, который всегда охватывал ее при движении — неважно на чем: на мотоцикле, на машине, на гоночном болиде.
Они носились по лужайке, а примятая газонная трава, усеянная мелкими белыми цветочками, тотчас поднималась — газон обретал истинно английскую сдержанность, быстро скрывая все следы бесшабашного порыва расшалившихся молодоженов.
— Какая прекрасная ночь, — простонала Бесс, когда Юджин затормозил возле пандуса, ведущего в дом.
— Не удивляйся, дорогая, но мне кажется, я уже побывал в Голландии и теперь наконец в раю.
— Хотела бы согласиться с тобой, да не могу. Я уверена, в раю нет гоночных машин, а здесь есть. Я заказала болид, твой свадебный подарок. Так должна же я на нем прокатиться!