Формула преступления
Шрифт:
Вступление
— Скучно, Аполлон Григорьевич! — сказал молодой человек, утопая в воротнике по самый подбородок. Гражданский мундир Министерства внутренних дел был явно велик, отчего сидел на нем мешковато.
— Что делать, Николя, таков нам положен удел… — Грудь его собеседника облекал шерстяной пиджак модного покроя с бутоньеркой в петлице, а шею поддерживал накрахмаленный воротничок с шелковым галстуком синеватого отлива. — Судьба, она как продажная…к-хэм, ну не важно кто… В общем, чем больше просишь, тем меньше получаешь, да. Так что следует брать ее за горло, и…
Как
Николя облизнулся:
— Холодно что-то. Коньяком не угостите?..
Отпустив фляжку, Аполлон Григорьевич занюхал чьей-то косточкой, подобранной среди лабораторных склянок.
— Ус не дорос, — ответил он с душевной теплотой.
И правда, под Колиным носом усы только собирали пробиться, а вернее, решали сделать это в будущем году или погодить. Стерпев обиду, за которую с кем угодно разругался бы вдрызг, Николя отвернулся в ночь.
Из тьмы налетали хлопья снега, липли к стеклу обрывками привидений и таяли зыбкими льдинками. За окном выло и свистело, словно орды зла пытались свергнуть на гранитную мостовую особняк Департамента полиции, перепутав его с замком Добра.
Не найдя в темноте ничего занимательного, Коля обратился к свету. То есть помещению, где просиживал который час. Посмотреть было на что.
Всякий день сюда доставляли разнообразные вещи, среди которых попадались ножи и кастеты, пули и патроны, куски тел и человеческие органы, яды и снадобья, битая посуда и порченая ветошь, ну и не менее полезные штучки. Все это копилось и копилось в немыслимых количествах. Богатством, при виде которого любая женщин упала бы в обморок, не пожелав возвращаться к жизни, владел великий, без всякого сомнения, криминалист Лебедев.
Да вы его знаете! Невозможно забыть эту удивительную фигуру, хоть раз заметив. А попав под раскатистые громы голоса — тем более. Лебедев представлял собой редчайшую смесь безудержного бахвальства с неисчерпаемым оптимизмом, научным талантом и бешеным трудолюбием. Женщины и барышни теряли остатки воли, подпав под его убийственное очарование. В общем, не человек — легенда.
Однако нынче Аполлон Григорьевич не был похож на себя, меланхолически разглядывая потолок, на котором застыли следы удачных взрывов и буйных пожаров. Даже эта веселая картина его не радовала. Пребывал он в состоянии совершенно ему чуждом, а именно: тихой печали. Кислое настроение хозяина непонятным образом передалось лаборатории-кабинету. Загрустили реторты и пробирки, зачахли микроскопы и горелки. Безымянный череп тосковал пустыми глазницами. Даже краски анатомических плакатов и снимки трупов словно заскучали. Нерадостная, в общем, царила обстановочка.
Николя ощутил, что еще немного, и сам завоет и заплачет от тоски.
— Что же мы с вами теперь делать будем? — осторожно спросил он.
— Уныние — это грех. И грех смертельный, да. Вам, как светлому будущему нашего сыска, тем более непростительный.
— Что мы… что я без Ванзарова…
Лебедев помолчал, быть может, оценивая себя по той же мерке.
— Никакого «без» быть не может. Родион в лучших руках, стая профессоров от него не отходит, — сказал он. — Я верю: все будет хорошо.
— А вдруг… уже?
— Подтяните нюни, Гривцов, чай, не баба, чтобы слезы лить! Еще накаркаете… — Отъявленный материалист и циник аккуратно поплевал за левое плечо.
Поддержав ритуал, Коля усердно заплевал чье-то вещественное доказательство. И поделом: валяется где ни попадя.
Через силу зевнув, чтобы изобразить спокойствие, Лебедев потянулся до хруста мышц.
— А вот ждать — нет ничего хуже. Чем бы заняться? Хоть в шашки вас обставить или поучить уму-разуму, что ли…
Николя аж подпрыгнул:
— Ух ты! Научите!
Невольно возник вопрос: уж не поторопился ли Аполлон Лебедев взять под крыло этого птенца? Уж не глуп ли мальчик?
Но мальчик вовремя опомнился, положил руки на колени, как прилежный гимназист, и вытянулся в струнку.
— В сыщики намылились, а простейших вещей не знаете, да.
— Не знаю! — согласился Коля. — Научите!
Из глубин походного чемоданчика явился предмет, наводивший ужас на все Министерство внутренних дел, а порой и корпус жандармов. Лебедев курил такие яростные никарагуанские сигарки, что от их дыма биологическая жизнь сворачивала к неизбежному концу. Недаром в его обители не было ни комаров, ни мух в самую жару.
Съежившись, Гривцов изготовился сносить чудовищный запах. Уж больно хотелось стать великим сыщиком, как…
— Какое главное качество сыщика? — спросил Лебедев, поигрывая сигаркой, словно опасной бритвой.
— Умение угадывать?
— Гадают на Святках или на кофейной гуще, а в полиции… Вот вам пример. Как-то весной 1888 года отправили меня в Одессу, где случилось убийство некоего Трепова — важного городского чиновника. Поставили на уши всю полицию, но никого не нашли. Я провел экспертизу, изучать ее, конечно, не пожелали. Зато лихие головы вызвали из Англии некоего Шерлока Холмса. [1] Господин этот побродил вокруг да около и нашел виновника. Местные полицейские даже охнуть не успели, как убийца давал признательные показания. Мистер Холмс взял гонорар, довольно солидный, ничего не объяснил и отбыл на пароходе к себе на остров. Характер у него был вздорный, на всех смотрел свысока, вида чудовищного — нос как у хищной птицы, баловался морфием и кокаином. Постояльцев гостиницы донимал пиликаньем на скрипке. Но дело-то раскрыл. Знаете почему?
1
Сведения подтверждает биограф мистера Холмса доктор Ватсон в записках, названных «Скандал в Богемии».
— Везенье?
— Гривцов, не в карты играете. И в картах везенья никакого, одна техника рук… Мистер Холмс внимательно ознакомился с моими выводами и применил логику. Правда, называл ее «дедуктивным методом». Понимаете?
Коля приободрился, словно вытянул знакомый билет.
— Дедуктивный метод мы проходили на уроках алгебры. Он заключается в том, что…
— Сейчас выгоню, — ласково пообещал Лебедев, и фонтанчик красноречия заткнулся сам собой. — Какая алгебра? Людей надо знать! Знать и изучать логику их поступков. Лет десять попрактикуетесь — и поймете, что преступником управляет.