Формула счастья и везения
Шрифт:
– Это так неожиданно! У нас столько дел… А твой отец знает?
– Виконт Ренельи Сальве, Старший Кавалер рода Таунбер, Кавалер Ордена Орста нижайше просит тебя, досточтимая Дама, оказать честь нашему роду.
– Алангиз, ты слишком торопишься. Мы мало знаем друг друга. Ты долго вёл уединённую жизнь, мало видел женщин, а тут на твоем пути случайно оказалась я. Вспомни, я из другого мира, я самостоятельная, не люблю, когда ограничивают свободу, указывают, что подобает делать. Зачем тебе жена, у которой нет титула? Тебе возрождать великий род Таунбер. Женись на богатой и знатной девушке
Алангиз не перебивал, а потом с грустью сказал:
– Отец прав! Ты не хозяйка своему сердцу. Как я завидую твоему избраннику!
– Он не стоит твоей зависти. Алангиз, я люблю тебя, но как брата. Если бы не так, с радостью приняла предложение, – торопливо говорила Флора.
Он поднялся с колени хриплым голосом тихо сказал:
– Девиз рода Таунбер: Amat victoria curam! Победа любит страдание! Я не сдамся! Я готов всю жизнь доказывать тебе свою преданность. Я совершу в твою честь множество подвигов, о которых сложат прекрасные песни. Я буду жить надеждой. Пусть не скоро, но ты примешь мою любовь!
– Per aspera ad astra! Через тернии к звёздам! Так говорил мой отец! Я не буду давать обещания. Жизнь штука непредсказуемая. Никогда не знаешь, что она тебе приготовит. Давай, всё оставим как есть. Я уверена, встретишь достойную тебя девушку и поймёшь, что твои чувства ко мне братские.
– Флора, у наших родов даже девизы схожие, мы предназначены друг для друга! Я никогда не начал бы этот разговор, если не был уверен в своей любви. Никогда и ни к кому я не чувствовал того, что чувствую к тебе. Благодарю тебя, Флора, за это чудесное и изумительное чувство! Я не отступлюсь. Я буду ждать, когда и ты почувствуешь… Боги! За что вы меня наказываете? Почему я не могу облечь в слова то, что кипит в моём сердце? Тогда бы ты поняла…
– Не печалься, Алангиз! Был такой мудрец – Петрарка, он говорил, что тот, кто в состоянии выразить, как пылает, охвачен слабым огнём. Ты испытываешь ко мне сильные чувства, но нам нужно довериться мудрости времени, оно всё расставит по своим местам, а пока останемся друзьями.
– Тяжело дружить, когда хочется… целовать. Хорошо. Я буду ждать! А сейчас останься на ночь в трактире, ты устала. Утром я вернусь за тобой.
– Нет. Всё должно быть под контролем. Едем в Замок.
Поздно ночью они вошли в замковую часовню и замерли от неожиданности. Обнявшись и свесив ноги, начальник охраны и виконт Ренельи сидели на краю катафалка. Касар глупо захихикал и из кувшина щедро плеснул в кружку виконта Ренельи. На полу стоял пустой кувшин. Встреча старых друзей в полном разгаре!
– Вы с ума сошли! Немедленно прекратите! Рано праздновать!
– Флора, девочка моя! Алангиз! Здесь так холодно, давайте выпьем! – заплетающимся языком предложил виконт Ренельи.
Взбешённая Флора грубо вырвала кружку и швырнула на пол. Она разбилась, а остатки вина разлились по каменным плитам часовни. Алангиз помог Касару слезть с погребальных носилок, усадил на скамью, предварительно отняв кувшин с остатками вина.
Виконт Ренельи лёг и неожиданно трезвым голосом приказал:
– Хочу колыбельную!
Какая песня сможет усыпить пьяного мужчину? Пока размышляла, донёсся громкий храп виконта
– Колыбельная отменяется. Я останусь здесь! А ты снаружи часовни отгоняй любопытных, если появятся. И вино забери.
– Ты права, такой храп неправильно истолкуют, – улыбнулся Алангиз.
Оставшись одна, Флора присела на лавку и задумалась о том, какое бы применить отвлекающее действие. Когда-то на семинаре по органической химии непонятно откуда появились клубы дыма. Как оказалось, сокурсник не подготовился и нахимичил.
– Попробовать, что ли сделать горение без пламени?
Повертела в руках баночку с зелёной краской для маркировки пробирок, скорее всего, туда входил оксид хрома три. Подняла с пола осколок разбитой кружки, накапала от горящей свечи воска, сверху горкой краску насыпала так, чтобы расплавленный воск только снизу пропитал порошок.
– Жаль, реактива мало, – прошептала Флора.
Светало. Закутавшись в плащ, остаток ночи провела в раздумьях: «Когда жила в избушке Хитара, один день походил на другой. Теперь каждый день непредсказуем и напоминает безумную свистопляску; нельзя предугадать, что будет дальше. Слепой случай в корне меняет жизнь. Вот Алангиз. Я ему доверяю. Если бы не Хитар, лучше и не надо. Бывают же счастливые браки по расчёту. Ну и что, что я его не люблю.
Приму предложение и стану виконтессой Флорой, Старшей Дамой рода Таунбер. А что? Звучит! Буду жить в Замке не на птичьих правах сеглера. Буду бывать при Дворе. Нет. Нечестно это. Алангиз достоин любви.
Говорят, если один любит, другой позволяет себя любить. Если бы Хитар сказал, что женится на мне без любви, согласилась бы я? Вынуждена признать, согласилась. Любить, зная, что к тебе хорошо относятся, совсем неплохо. Я почему-то уверена, что со временем Хитар искренне ответил бы на мои чувства. А пока не полюбишь меня в ответ, я буду любить тебя в долг. До чего додумалась! Надо забыть вероломного оборотня. Плохо быть однолюбкой».
Флора достала из рюкзака подарок оборотня, вдохнула чарующий аромат, исходивший от бус, и вздрогнула: в часовню вошёл Алангиз.
– Всё тихо?– она спрятала бусы и смахнула слёзы.
– Никого не видел.
– Алангиз, когда усопшего везут на кладбище, в его руках горит свеча?
– Зачем? За телом несут факелы.
– Подойдёт. Разбуди Касара. У него главная роль.
– Какая роль? – удивлённо спросил начальник охраны, с трудом раскрывая опухшие от ночной пирушки глаза.
– Ох, ну и видок у тебя! Ладно, пусть думают, что всю ночь плакал. Ты будешь человеком, который воскресит нашего господина.
– Я не Маг! Я не умею!
– Зачем нам Маг? У нас есть вот это, – она показала на обломок кружки.
– Вот это… это что? И что с этим я должен делать?
– Всё просто. Я положу черепок у ног господина виконта и замаскирую свежими цветами. Ты будешь громко призывать богов свершить чудо, чтобы они оживили виконта Ренельи.
– Я не жрец! Разве они меня послушают? – возмутился Касар.
– Не думаю, что после вчерашнего боги тебя услышат. Мы будем отвлекать внимание толпы, а ты подожжёшь то, что насыпано в черепке. Постарайся, чтобы никто не увидел. Понял?