Формула смерти
Шрифт:
– Подлинники. Что тебя интересует?
– Смоленский: круг его общения, ученики, коллеги.
– Ты представляешь, что значит в нашей стране академик советской закваски, сколько у него знакомых, друзей, коллег, учеников, в конце концов?
– Много. Но меня интересует узкий спектр. Кто еще у нас занимается биологическим оружием?
– Я тебе дам информацию. Ее надо собрать, а это не просто, многие программы засекречены. Даже я со своей конторой многого не знаю. ГРУ не подпускает. На мой взгляд, биологическое оружие, в случае со Смоленским, не фигурировало, он уже давно им не занимался. Все свои силы он отдавал в последнее время
– Понимаю. Но мне для дела надо и первое, и второе направление.
– Профильтровать придется тысячи специалистов, представляешь, Глеб, – тысячи!
– Почему академика не охраняли?
– Старый он был, надежный, проверенный, потому и не охраняли. От секретных программ отошел. Недосмотр. Другое ведомство охраной занимается. Я только нейтрализую, охраняют другие.
– Я впервые встречаю термин – биохимическое оружие. Или это опечатка в документе?
– Покажи.
– Папка у вас, я по памяти цитирую. Зашуршали бумаги, Глеб расправил на столе лист.
– Даже не знаю, что и ответить. В документе ошибки быть не должно. Глазастый ты. Я внимания не обратил, прочитал, как «биологическое».
– Уточните при случае. Вернемся к афганцам.
– Афганцы они или иранцы, может быть арабы, может оказаться, китайцы или корейцы. А может, и свои, чеченские, ребята, им тоже не терпится шум поднять, и они стремятся запугать, шантажировать. Но пока ничего стоящего им в руки не попадало. Бог миловал.
– Им выгоднее заполучить биологическое или химическое оружие?
– Ты бы на их месте стремился к чему?
– Я бы в любом случае стремился создать информационный повод.
– Вот видишь, ты сам и ответил на вопрос. Генерал докурил сигарету. Фильтр обжигал пальцы, но Потапчук не хотел с ней расстаться.
– Федор Филиппович, – Глеб с укором посмотрел на генерала, – палец сожжете.
– Да, – пожилой мужчина с сожалением погасил окурок в хрустальной пепельнице.
– Что говорят патологоанатомы?
– Они ничего подозрительного не нашли.
– Тогда что же вас беспокоит? Почему вы думаете, что это убийство, а не несчастный случай? – – Я прожил на свете немало и в конторе работаю черт знает сколько, еще те времена застал… Так вот, на моей памяти еще ни один академик, который работал бы на военные программы, не падал с балкона. Ты представь, семьдесят лет, все у человека есть, он осторожен, уверен в себе, зарабатывает хорошие деньги, пенсия приличная, все у него в порядке. Разве может такой человек свалиться с балкона? Говорят, Смоленский имел привычку курить трубку, и каждый вечер, за час до того как лечь спать, он выходил на балкон, садился в кресло-качалку и выкуривал одну-единственную за день трубку. Затем смотрел новости и ложился спать, не забыв принять пару таблеток.
– Он ничем не болел?
– Как все старики. Печень пошаливала, желудок иногда, радикулит мучил. Но ничего серьезного в истории болезни академика я не обнаружил.
И патологоанатомы в заключении ничего о смертельных болезнях не писали, – Потапчук поднялся. – Я полагаюсь на интуицию и на свой опыт. Я увязываю хищение, попытку хищения и смерть Смоленского. Возможно, через него хотели получить доступ к складам.
– Федор Филиппович, – остановил рассуждения Потапчука Сиверов, – а если академик покончил жизнь самоубийством?
– Это исключено, серьезный человек, склонности к суициду не зафиксировано.
– Но вы же помните академика-ядерщика, он застрелился? Тоже был человек серьезный.
– – Помню, – сказал Потапчук, – прыжок с балкона и выстрел в висок – они из разных жанров. Со Смоленским ситуация иная. Это не добровольный уход из жизни. Тридцать процентов из ста – несчастный случай, а семьдесят – академику помогли.
– Кто-нибудь из домашних?
– Зачем? – с горечью произнес Потапчук. – Кто станет убивать курицу, несущую золотые яйца? Академик кормил многочисленную родню, помогал, устраивал, никому не мешал жить. Детей у него с женой не было, а у всех остальных его родственников жизнь вполне благополучная. Правда, многие живут не в России, а за границей, но это дела не меняет. Я сталкивался с академиком несколько раз, могу сказать, что Смоленский не был подвержен каким-либо стрессам. Я заберу документы, – генерал взял увесистую папку и засунул ее в новенький портфель. – Я-то рассчитывал, что вместе со своим старым портфелем и уйду на пенсию, а видишь, как сложилось: на пенсию не пустили, портфель пришлось новый заиметь. Ничего в этой жизни просчитать невозможно, предполагаешь одно, а получается… – генерал хмыкнул и похлопал по портфелю.
– Я подумаю, Федор Филиппович, над тем, что увидел.
– Подумай, Глеб, хорошенько подумай. В деле две составляющие, и обе крайне неприятны. Если оружие попадет в чужие руки, то им, естественно, могут распорядиться самым неожиданным способом – неизвестно где всплывет. Вторая составляющая – политическая, и она может оказаться еще более неприятной. Выяснить, чье оружие, откуда оно – на сегодняшний день не так сложно, и политический скандал – вторая часть вопроса. Получится, что мы, Россия, способствуем терроризму. Плохо и первое и второе. И лучше, сам понимаешь…
– Понимаю, – произнес Сиверов. Он подал генералу плащ. Потапчук вяло протянул руку, Глеб пожал ее. Они несколько мгновений пристально смотрели в глаза друг другу.
– Хочу верить, что все обойдется, но хотения мало. Буду держать тебя в курсе.
– Крепитесь, Федор Филиппович, не курите больше одной сигареты в день.
– И желательно не на балконе!
Дверь закрылась. Глеб слышал, как генерал медленно спускается вниз.
«Совсем постарел Федор Филиппович, пора ему службу бросать. Спит мало, работает много, не отдыхает, вот и пошатнулось здоровье».
Наконец шаги стихли, даже чуткий слух Глеба их уже не улавливал.
Генерал в это время стоял на площадке третьего этажа, прижимал ладонь к груди и тяжело дышал. Сердце билось не так ровно, как ему хотелось бы.
«Надо проверить мотор, – решил генерал. – Завтра пойду по врачам, пусть сделают кардиограмму, пусть посмотрят, повертят, может каких таблеток дадут».
К собственному здоровью генерал относился наплевательски, как и все смолоду здоровые и занятые любимой неотложной работой самоуверенные мужчины.
Он добрался до машины. Водитель дремал. Потапчук постучал костяшками пальцев по стеклу, водитель встрепенулся. Генерал сел на заднее сиденье.
– Надеюсь, домой, Федор Филиппович? – с надеждой произнес водитель.
– Нет, в контору, – мстительно ответил генерал. Водитель был молод и силен.
Потапчуку надо было оставить документы в сейфе, и только после этого он мог позволить себе отправиться домой. Нарушать единожды установленные правила Потапчук не любил, привычка – она вторая натура.