Форпост. Тетралогия
Шрифт:
Иван натянул тент, плюхнулся на палубу и призадумался — в голову упорно лезли мысли о том, что осталось позади. За кормой его корабля.
Когда из Бахчисарая пришёл улыбающийся Звонарёв, а с ним — крепко озадаченный срочным вызовом Андрюха, Ваня провёл две очень разные встречи.
Сначала, вызвав Бориса, посадив рядом жену, Иван долго и весело пил со старым другом, вспоминая прошлое и фантазируя на тему будущего. Затем, когда градус уже подошёл к опасной черте, Иван отставил алкоголь
Серый не впечатлился. Растолстевший делец вообще заявил, что де "школа — это ещё туда-сюда, а Университет — это, брат, такая херня…"
Пришлось разъяснять, что университета, они, скорее всего, увидеть не успеют. А вот училище — возможно, и вообще…
Тут Иван хлопнул ладонью по столу, как это делал дядя Паша, и совершенно трезвым голосом объявил о введении налога на образование.
— С тебя, мил-человек, через полгода — бумага.
Серый икнул и тоже протрезвел. Друг-то, он, конечно, друг. Но вот когда он ТАК говорит…
— К-какая бумага?
— Любая, на которой можно писать! Придумывай, ищи, пробуй. Опроси всех. Может, хоть кто-то знает, как её делать. Опилок у тебя много. Нехрен их на удобрения пускать. К тебе придёт Борис, будет делать перепись населения, знаний и умений. Жить будет у тебя, а охрану ему Стас выделит, я договорюсь. Вот такие, брат, пирожки с котятами. Выпьем?
Маша принесла ещё бутылку, а на веранду притопали Олег, Семёныч и Франц.
"Пирожки с котятами" удались на славу.
С кемеровчанином Маляренко говорил в доме. Запершись и с глазу на глаз. Долго. Почти весь день. О чём они говорили — никто никогда так и не узнал. На следующее утро Андрюха, не торопясь, с чувством собственной значимости, ушёл в Юрьево.
Вслед ему со страхом смотрели десятки глаз, а Иван закрылся в своём доме и, прямо с утра, в одиночестве, напился.
"Господи, прости!"
Впрочем, таким его видела только Маша. Для всех остальных жителей он по-прежнему был сильным и уверенным человеком. Хозяином. А они за ним — как за каменной стеной.
Андрей сделал всё, как надо. Так, как ему велел сделать хозяин. Жену и ребёнка он лично, ласково и с уговорами, привёл в усадьбу и велел дождаться, когда их примет САМ. Потом палач вернулся на ферму, собрал народ и ЗАЧИТАЛ приговор.
А потом привёл его в исполнение.
Елену с маленьким Егоркой Иван Андреевич велел поселить в бывшем доме Сашки, к чертям повыгоняв в сараи весь молодняк. Женщина не просила за мужа, даже не плакала, да и Иван не просил прощения за то, что осиротил её ребёнка. Маляренко отпер дверь, пропустил женщину внутрь уютного, меблированного домика и, не глядя на неё, добавил.
— Однажды я уже дал слабину. Не пресёк неумеренные амбиции неумного человека.
Иван долго молчал, уставясь на море. Позади изваянием замерла женщина. Ваня чувствовал её дыхание на своей спине.
— Я дал слабину, и от первого посёлка здесь почти никого не осталось. Надеюсь, вы, Елена Васильевна, сможете ЭТО объяснить своему сыну, когда он подрастёт. Знаете, молодость порой бывает так горяча, так… неосмотрительна. Я, — Ивану было стыдно за эту угрозу. — Я прошу вас. Не дайте ему навредить самому себе.
— Франц! Ты съезжаешь! Будешь квартировать у Елены. Там же теперь будешь столоваться. Насчёт продуктов я распоряжусь.
Если бы у босого немца были каблуки — он бы ими щёлкнул.
— Яволь!
"Ну всё, одной заботой меньше".
Штормовой переход на север, до побережья, занял больше недели — в общем совсем неплохой результат. Единственным недостатком была сумасшедшая качка и, как следствие, сухой паёк, потому что ничего жидкого сварить у Тани не получалось.
Что зимой, что сейчас, в начале марта, берег был всё таким же — серым, унылым и пустым. Неприветливым, одним словом. Оставив "Беду" в уже знакомом лимане и чмокнув на прощание в щёчку Таню, Иван, вместе с Игорёхой, высадился на влажный глинистый берег.
— Какой хороший цемент! Не отстирывается совсем! — Боец, навьюченный рюкзаком с припасами, шёл позади и постоянно чертыхался. Глина здесь оказалась жи-и-и-и-ирная. На ботинках у Вани чугунными гирями висело по многокилограммовому комку грязи. И очистить её не было никакой возможности. Через два шага всё налипало по новой. Кроме того, размокшая после дождей глинистая корка стала чертовски скользкой, и в результате оба ходока с ног до головы покрылись мокрой грязью.
Ваня сунул руку за пазуху. Пистолет был тёплый и сухой. Он приятно грел ладонь и придавал чувство уверенности. В этот поход Маляренко шёл с двумя пистолетами и со всеми имевшимися патронами.
"Кто его знает, что там этот Лукин наворотил. Сначала осторожненько издалека посмотрю. Осторожненько. Осторожненько, я сказал! Твою дивизию!"
Иван в очередной раз поскользнулся и плюхнулся в жидкую грязь.
Тридцать километров до посёлка мужчины шли полтора дня.
"И почему мы не высадились прямо там?"
— Слышь, братан! — Аудрюс вздрогнул от неожиданности и оглянулся. Позади него с флягой в руках стоял высоченный араб и скалил зубы.
— Братан! Move!
"Вот бля! Выучили русский язык, называется! Как тебя там… Али? Мохаммед? Ибн-ибн? Хоттабыч, одним словом!"
Когда-то давным-давно, в детстве, маленький мальчик Одря очень любил эту книгу.
Очередь к роднику двигалась очень медленно, но никто не жаловался и не старался влезть без очереди. Прошлый месяц выработал у оставшихся в живых великолепные манеры и безукоризненную вежливость.