Форпост. Тетралогия

Валерьев Андрей Валерьевич

Вил громким криком собрал вокруг себя десяток мужчин из его бригады, что работала здесь, на разборе корабля и всех оставшихся в посёлке женщин и детей из их группы. Усадив их плотной кучей под навесом от солнца и подняв повыше над головой письмо, лётчик смело вышел к вооружённым незнакомцам.

— Коммандер? Коммандер?

Ближайший к нему боец опустил автомат, и вдруг резко повернувшись, от души приложил Вила прикладом в живот.

Люди под навесом дружно охнули.

Канадец рухнул как подкошенный. Дышать не получалось. Никак. Чувствуя,

как по лицу ручьём льют слёзы, корчившийся в пыли человек снова поднял письмо и кое-как выдавил.

— Ivan.

Солдат повесил автомат себе на плечо, забрал письмо и с интересом прочёл на конверте.

'Спиридонову от Маляренко'

— Хм. Серёг. Это — тебе. Хм. Почта.

Войтенко задумчиво проводил взглядом уходящую в пустыню пятёрку Лукина и подвывающих от страха арабов и отвернулся.

— Чего там?

Спиридонов передал письмо командиру.

— Ничего. Наш пострел — везде поспел. Очень просит ЕГО…

Сергей с силой выделил это слово.

… ЕГО людей не трогать. А заодно и ЕГО вещи.

Войтенко посмотрел на аккуратно складированные у корабля штабеля металлических труб. На мотки проводов и тросов. На упакованные сети и сложенные стёкла. На четыре здоровенных электромотора и пяток набитых различным барахлом железных бочек.

'Э-эх!'

В принципе всё это можно было бы и забрать.

Хотя… кораблик их всё это не увезёт. А сейчас самое главное — это люди. Вещи… Ну что ж… Да и вообще — ссориться с Иваном не было никакого смысла. Делить им было нечего. Он хоть и далеко и сам по себе, но всё же свой. Русский. Пусть не закадычный друг, но и не враг. Одно слово — свой.

'Бля!'

Потом Станислав снова посмотрел на штабеля дефицитнейших вещей — жаба давила не на шутку. Скрипнул зубами и громко нецензурно выругался.

— Да пусть этот хмырь подавится!

Спиридонов едва заметно ухмыльнулся и вернул письмо со своими, как попало накаляканными комментариями канадцу.

— Валите. Вас и ваших женщин не тронут.

Всего через три дня после того, как посёлок подвергся налёту ДРУГИХ русских, в обезлюдевшее поселение снова пришла чёрная лодка. Следом, на привязи она тащила когда-то угнанный отсюда трофей. 'Приданого' было до чёрта.

Глава 3

В которой Иван вскрывает карты, давит в зародыше бунт и становится дважды папой

Всякий раз когда по тем или иным делам Ивана заносило в Бахчисарай, он не переставал поражаться. В этом городке постоянно появлялось что-то такое, что искренне удивляло Маляренко. То каменные стены. То сторожевая вышка. То мощёная улица и фонтанчик на центральной, возле 'Кремля', площади.

'Интересно, что будет на этот раз?'

Маляренко задумал смотаться в гости. Поговорить. Тане оставалось ходить ещё четыре недели минимум и Иван решился.

'Съезжу'

О своей стратегической цели Маляренко не забывал ни на секунду. Однажды он уже сделал первый шаг, рассказав обо всём Спиридонову и теперь глупо было бы останавливаться. Надо было идти дальше.

'Путь в тысячу ли начинается с первого шага. Точно'

Велосипеды были уже не по чину и Лом-Али Гуссейнов заложил парадный выезд в четыре брички. Две из которых стояли на автомобильных и мотоциклетных колёсах. Каждый 'экипаж' тащила пара осликов. Медленно, зато верно. И педали крутить было не нужно. Выехали большой толпой. Сам Иван, Олег, только вчера вернувшийся с последними женщинами с севера, и вся остальная 'верхушка' Севастополя.

— Олег. Иди сюда.

Ваня выразительно посмотрел на Толика. Разомни, мол, ноги. Тот понятливо кивнул и, передав Хозяину вожжи, спрыгнул с тележки, а его место занял Степанов.

Тележка жалобно затрещала, а ослики немного сбавили ход.

— Чего там? Рассказывай.

В суматохе вчерашней вечерней встречи поговорить они так толком и не успели.

— Эти приходили.

— Спиридонов?

— Да. Народ оттуда весь угнали. Арабов порезали. Отвели в степь, подальше. Порезали и бросили. Я смотрел сам. Похоже, кожу с них сняли, а потом там ещё живых и бросили.

Маляренко делано поцокал языком.

— Ишь ты. Прям звери какие то! А наши?

— Нашу бригаду не тронули. И всё что они открутили — тоже. Тебе письмо передали.

Ваня развернул замызганный листок. На обороте его письма корявым почерком было написано 'Всё в силе. Жду весной. Сергей'.

'Всё в силе…'

'Всё в силе…'

Взгляд шефа ушёл за горизонт, а на лицо снова наползла та самая 'мёртвая' улыбка. Олега пробил озноб — он не видел такого уже очень давно. Босс мотнул головой и встряхнулся.

— Дальше что?

Степанов крякнул и продолжил.

— Итого: женщин — двадцать две, детей…

Начинало темнеть, а караван не прошёл и половины пятидесятикилометрового пути. На уже привычной стоянке, перед подъёмом на перевал, там где частенько ночевали путники, был устроен небольшой лагерь с плетёным забором. И ещё, к превеликому счастью, там имелся маленький родничок с чистой и холодной питьевой водой.

Вот к этой стоянке, не спрашивая разрешения, Толик и повернул своих драгоценных ослов. Животные, поняв, что вот-вот и будет отдых, припустили с удвоенной силой, а мужики, дружно спрыгнув с повозок, вцепились в них и весело затолкали их вместе с ослами на последний перед стоянкой подъём.

Сама стояночка представляла собой площадку двадцать на двадцать метров, огороженную двухметровым плетнём. В центре площадки было обложенное камнем кострище, а к одной из стенок приделаны два хилых навеса. От дождя такая крыша не спасёт, но от солнца — пожалуй.

Ваня бросил шкуру, на которой он обычно спал в походах, под навес и поинтересовался у Толика.

— Твоя работа?

Лом-Али чаще всех ездил с побережья в горы.

— Нет, шеф. Это Сергей Геннадьевич постарался.

'Когда Серый всё это успевает?'