Форпост
Шрифт:
Здесь он оставил спальный мешок, консервы, необходимую для жизни в полевых условиях мелочевку, и, вернувшись к машине, уже налегке продолжил свой путь, приведший к городку, где проживала Анна.
Попетлял местными улицами, остановился напротив дома, где, судя по всему, обреталась она и – заглушил движок, всматриваясь в глубь палисадника, за которым высился небольшой кирпичный дом в два этажа. Вскоре на крыльце появилась пожилая полная женщина с дымящейся кастрюлей выкипяченной воды, слила ее на газон под старыми замшелыми сливами и – вернулась обратно.
Создалось впечатление, что эта женщина жила здесь одна и кроме нее в доме никого не было. Где же Аня, сын? Или он вышел на ложный адрес?
Перевел взгляд на двор, возле которого остановил машину. Во дворе долговязый парень в потертой спортивной куртке, сидя на табурете, починял видавшие виды мотокосилку. Разбросанные части движка лежали у него под ногами на стареньком махровом полотенце, непоправимо измаранном бурыми пятнами машинного масла.
Серегин вылез из машины, подошел к калитке, окликнул парня.
Оторвавшись от ремонта агрегата, тот коротко и оценивающе взглянул на незнакомца. Взгляд его Серегину не понравился: был в нем какой-то недружественный просчет, тут же, как показалось, сложившийся в некое решение… Или его, Серегина, изначальная настороженность будоражила в нем пустые подозрения?
– Простите, есть вопрос, - выдавив из себя улыбочку, обратился он к парню. – Приехал сюда по делам, можно сказать, в командировку, хотелось бы остановиться на недельку, снять жилье… Заплачу, естественно. Не посоветуете, где? Вот - дом напротив приглянулся. Хозяйка, вроде, одна, а места, там, думаю, - и взвод разместится…
– Попробуй, договорись, - медленно произнес парень, не отводя от него изучающего взгляда. – Только Евдокия Святославовна женщина пугливая, вряд ли сподобится… А хочешь – ко мне во флигель вселяйся. Возьму недорого. Телевизор там, радио… Рукомойник. Душ – в доме, полотенце выделю. А по каким делам здесь?
– Работаю в американской фирме, - сказал Серегин, неторопливо приближаясь к собеседнику. – Продаем исключительно продуктивные семена помидоров. Послан, так сказать, с ознакомительной целью в перспективный сельскохозяйственный район.
– Что ж, - заметил парень философским тоном, - Штаты везде свою выгоду ищут, в том им прыти не занимать. Даже в помидорном вопросе. Начинают с семян, кончают кетчупом, что в любой забегаловке.
У этого человека, несомненно, было свое представление об экономической экспансии США на рынках третьего мира и, судя по интонации, представление негативное. Как, впрочем, и у большинства простого народа, рассуждавшего незатейливо: за что нам любить страну, уже более полувека готовую в любой удобный момент скинуть на наши головы атомную бомбу? Серегин на сей счет тоже не обольщался, полагая, что гостеприимным народам мира надо помнить, что индейцы тоже когда-то пустили к себе американцев…
Прошли во флигель, оказавшийся уютным спальным помещением. Серегин, присев на стул, огляделся: шкаф, обеденный стол, застланный крахмальной скатеркой, вазочка с хризантемами на тумбочке возле кровати, задернутой шелковым покрывалом…
– У нас тут скромно, - донеслись до него слова хозяина, - но зато честно и чисто.
– Скромность и чистота - прекрасный рецепт успеха в любом начинании, - самым серьезным тоном произнес Серегин. – Думаю, здесь мне будет не хуже, чем у этой… Евдокии…
– Святославовны, - подсказал парень.
– Ну да… А чего она одна в таких хоромах?
– Почему одна? – Парень пожал плечами. – Племянница у нее с сыном… Отъехали, правда… Но скоро вернутся. Думаю.
– Вот как! – сказал Серегин. – А глотком чаю не угостите?
– Это – пойдем в дом, - кивнул на дверь парень. – Заодно и персональный чайник вам выделю. Ну, и посуду кой-какую…
В доме на кухне хлопотала со стряпней невзрачная женщина лет пятидесяти, равнодушно оглянувшаяся на вошедших и тут же вернувшаяся к возне с дымящими на плите паром кастрюлями. Блеклая, болезненного вида, в ней не ощущалось ничего от самостоятельной личности.
Это был островок существования людей, замкнутых в скорлупе своего жалкого беспросветного быта. Однако они им дорожили, как основополагающей ценностью. Серегин почувствовал к этим мирянам снисходительную жалость, несмотря на второе дно их натур, - неизвестное, но с ощутимой подлой и каверзной темнотой…
– Вот, жилец у нас образовался, мама, - сообщил парень родительнице. – Чайник ему надо выдать и прочее…
– Вот и выдай, - не оборачиваясь, буркнула хозяйка.
Пока парень разогревал чай, повествуя Серегину, что прибыл тот в богатое хозяйство, бывший совхоз, чей директор ныне – владелец раскинувшихся вокруг земель и благодетель проживающего на них трудового народа, Олег извлек из кармана оперативный «жучок» и прилепил его под столешницу кухонного стола.
Попив чаю, оговорил цену аренды флигеля и двинулся в предоставленный ему сельский апартамент.
Закрыв за собой дверь, тут же вставил в ухо обтянутую поролоном горошину динамика.
– … этим домом интересовался, - донесся до него голос парня. – Почему, дескать, Евдокия в нем одна… А когда я про племянницу обронил, сразу напрягся… Не, мама, это фрукт загадочный, себе на уме. Говорит, в фирме американской работает. А акцент-то - московский, не спутаешь.
– Ну, так и звони, куда положено, - раздался степенный ответ. – Его Преподобие с ним быстро разберется. Приедут сейчас его хлопчики, вмиг этого проходимца упакуют, а там все и разъяснится, что почем… Денег с него покуда не бери, чтоб неприятность не вышла…