Форпост
Шрифт:
Мальчик задумался. Затем сказал отрешенно, спокойно перейдя на «ты»:
– Да, тебе расскажу… Могу, но не все… - Внезапно он виновато улыбнулся. – У тебя проткнулось гвоздем колесо машины по дороге сюда. Твоему шоферу предстоит работа.
Федор оглянулся на дверь. Ни Евдокия, ни Анна сюда, похоже, входить не собирались. Будто побаивались… Кликнуть шофера? Пусть проверит машину? Суета. Колесо точно проколото, в этом он теперь не сомневался.
– Ты любишь свою мать? – ляпнул он первый же пришедший на ум вопрос.
– Я люблю и мать, и
– Но ты же не видел отца…
– Я чувствую его каждый день… Он просто ищет свой путь. Но скоро обязательно придет сюда. Он вернется за нами, где бы мы ни были. Я знаю. Ему тоже даны испытания. И когда он придет, вы подружитесь. И еще: здесь обитает очень плохой человек, иногда вы встречаетесь с ним. Вы очень не любите его. И скоро вы вступите в бой. Тогда, когда сюда придет отец. И я не знаю, кто победит.
– Какой еще человек?.. – пробормотал Федор, прекрасно понимая, «какой».
– Его цифра «два». И на его черной машине тоже три таких цифры…
«Да! – полыхнуло в голове Федора. – Номер этого негодяя Арлиева. Неужели… Или – паренька подучили? Не может быть…»
– У него много больших комнат, где люди играют в карты и в цифры, - продолжил малец со снисходительной улыбкой, и глаза его погрустнели. – Там много жадных потных дураков… Я их вижу. Там делаются очень плохие вещи. Я дам тебе нужные цифры. И все развеется…
– Что у меня в левом кармане? – спросил Федор неожиданно сорванным голосом.
– Три леденца, - сказал мальчик устало. – У тебя нет зубов, но ты никак не привыкнешь к протезам. Иногда от них тебя тошнит. Но снимать их на людях - нельзя. Леденцы помогают. Иногда ты вспоминаешь детство, и тебе становится печально: тогда эти конфеты приносили радость…
«Господи, что это? – подумал Федор. – От кого у него дар?»
– Мы будем вместе, - заявил мальчик спокойно. – Тебе будет хорошо. Я хочу увидеть твою церковь. Мы понимаем друг друга. Мы не станем ничего рассказывать никому. Но все окончится, если мой отец откажется от испытаний. Или не справится с ними.
– Я помогу ему… - непослушным языком произнес Федор.
– А я помогу тебе, - сказал мальчик. – Извини, я хочу почитать…
– Ты с мамой будешь жить у меня…
– Я знаю… - Подросток, равнодушно отвернувшись, потянулся к книге.
Как в бреду, Федор простился с хозяйкой. Хмуро обронил Анне:
– Завтра придешь к моей жене. К Вере. Будешь работать с ней. Твой сын знает… - И, подставляя кисть руки для целования, вспомнил ненароком о спущенном колесе…
– Прокололись мы, Ваше Преподобие, - донесся до него от входной двери бодрый голос шофера. – То-то я чуял, машину влево ведет… Но и – ладно! – запаску приладил, доедем!
АРСЕНИЙ
Несколько лет назад между Арсением и Отцом Федором произошел следующий разговор:
– Я хочу поделиться своими тревогами о тебе, – сказал Федор ему - старому человеку в скромном твидовом пиджачке, сидевшему напротив. - Одно время ты посещал церковь, но сейчас, чувствую, отошел от религии. Раньше ты жертвовал на храм, говорил со мной… Странно. С возрастом, напротив, начинаешь понимать, как важна вера.
– Я грешил. Я был суетным и жадным человеком, - согласился Арсений. - Я вел недостойную жизнь… Да и веду ее. Поскольку нахожусь в известных тебе жерновах.
– Приди убежденно и бесповоротно в лоно Церкви. Господь простит тебя, как прощаю я. Господь любит тебя, как я люблю. Церковь – твоя мать, она тоже простит тебя. Кроме того, ты уже в пожилом возрасте и я хочу, чтобы ты прожил счастливый остаток лет и оставил после себя ребятишек. Господь заповедовал нам плодиться и размножаться.
– Я буду каждый день ставить свечку. Я пожертвую вашему храму половину всего, что имею.
– Не надо половину, Арсений. Думаю, хватит четверти.
– Все дело в том, что это не спасет меня… Мне не свернуть со стези.
– Твоя стезя – твое испытание, - сказал Федор. – Теперь важно одно: как она закончится. Возможно, благим поступком, что перечеркнет все твои грехи.
Так Арсений снова зачастил в храм. Он ставил свечи, бывал на службах, щедро жертвовал деньги. Он не изменился, не стал другим человеком, но зато обрел свой берег, хотя прошлое, как и его темная воровская паства по-прежнему цепко держали его. Он знал, что всегда найдет приют у Кирьяна и Федора, любивших его, разглядевших в нем то потаенное, светлое, что таилось в затянутой коростой душе. Он знал, что тоже приложил руку к тому, чтобы процветал созданный его друзьями детства город, окружающие его поля, леса, построенные заводы и фабрики. Он не допускал сюда бандитов, понимая, что они – как рак, готовый сожрать здоровый организм и слепо погибнуть вместе с ним.
А когда врачи обнаружили и у него эту зловещую хворь, лишь усмехнулся снисходительно: вот и все, поделом…
Лечение между тем продвигалось успешно, хотя в заграничные дорогущие клиники ездил он равнодушно, словно выполнял нудную работу, чей результат был так или иначе никчемен. Хотя… как знать! Ведь Господь отпускал ему дни последующей жизни с помощью врачей, а значит, он мог радоваться радостям бытия и что-то совершать в нем столь же радостное для души своей. Пусть уже снисходительно, грустно, прощаясь… Что ж, ушел кураж, годы! – пережито юное, самозабвенное…
Также отстраненно и механически он относился к своим обязанностям авторитетного вора в Крае, разбирая конфликты среди криминала, руководя блатными, примыкающей к ним заблудшей недоросолью, контролируя кассу, хранящуюся, будьте любезны, как надежно: у Его Преподобия!
– о чем не знал никто, даже ближние.
Удивительно: он тоже принял участие в созидании этого процветающего анклава, форпоста страны, находясь среди тех, кто готов был разграбить, продать и уничтожить это многотрудное сооружение, даже не задумываясь о его животворящей, возвышенной сути. Собственно, и суть России как таковой заключалась для Арсения в том, что создали его друзья, ставшие ему братьями, хотя держался он от них на отшибе, сознавая ущербность свою и - одиночество оплаканного ими изгоя. Но – и родного им.