Форточница
Шрифт:
– В общем, меня вызвали в кабинет к Эверест, а там – он. Ну, я и облила его чаем за всё хорошее.
– У-у… Хана тебе, – заключила Таня. – Эверест тебе такого не простит.
– Вот и я о чём, – кивнула я. – Линять мне пора.
– А, может, лучше не надо? На уши всех поставишь – ещё хуже будет.
– Надо, Вася, надо, – сказала я, вытаскивая пожитки из шкафа и засовывая их в пакет. Взяла только необходимый минимум. В бомжатнике вряд ли пригодятся белые блузки. – Помоги мне.
– Как?
– Если я с
– А как я тут без тебя-то буду? – не поняла Таня. – Ты опупела что ли бросать меня?
– Да я б ни за что… – развела я руками. – Но ведь сама понимаешь.
– Угу, – буркнула соседка и надула губы.
Как только стемнело – а темнеет в декабре рано – я вышла на улицу «проветриться», завернула за угол дома, встала под окно, благополучно поймала пакет с одеждой… И прощай, детдом!
Я буду скучать по чистой тёплой постельке, Танюхе и малышам… А ещё по скалолазанию! Ведь своим исчезновением я разобью Сашино сердце и зарою в землю бриллиант.
Зато теперь у меня есть паспорт с настолько упоротой фотографией, что Таня, взглянув на неё, ржала минут пять. Глаза на фотке наполовину дурные, запечатлённые в процессе моргания. А лицо такое, как будто я изрядно выпила и пытаюсь доказать фотографу свою правоту, и неважно, в чём.
У кого что, а я моргаю от вспышки. К тому же не умею позировать. Остальные фото из той серии смело можно было бы выставить на конкурс самых неудачных снимков. Пальмовая ветвь самого плохого позёра досталась бы мне.
О чём это я? Ах да, у меня теперь есть паспорт, полис и прочая бюрократическая требуха. Без бумажки я букашка, а с бумажкой – человек. Вот пересижу годик с небольшим в гнёздышке, а потом как выпорхну, да как устроюсь на работу и заживу припеваючи.
Ну а что? Два года прожила, скитаясь по чердакам и ползая по форточкам. Проживу и ещё чуть-чуть. Где наша не пропадала.
***
Я обещала навестить деду Васю с Нинком, вот и навестила. Правда, я не собиралась возвращаться к ним жить. А оно вон как вышло.
В гнёздышке жизнь как текла с черепашьей скоростью, так и осталась. Всё по-старому. Тот же костёр на первом этаже, покрытые копотью стены, те же горы зловонных тряпок и заколоченные окна.
Приняли меня обратно душевно, обняли и густо обдали тошнотворным душком. Всё-таки за месяц в детском доме я отвыкла от бомжатника.
– Ну что, – спросил дядька Сашка, – осчастливила уже какого-нибудь мужика своей лункой? Вон, шмоточки, я смотрю, на тебе модные. Щедрый попался кавалер.
– Да что б ты знал, дя Са, – отмахнулась я от него. – В детдом меня забрали. Отстань со своими мужиками, кобель вонючий.
А вот Нинку я подробно расписала свои приключения за чашечкой чая с окаменевшими печенюшками. Эх, не встречала я более благодарного слушателя,
Мне наговорили кучу милостей о том, что всё самое лучшее у меня ещё впереди, что и мужа-то я найду себе приличного, богатого, честного, да вырасту красавицей и умницей… Ах, как приятно слушать, ушей не оторвать!
***
Как в старые добрые времена, я улеглась ночевать в обнимку с немытыми моими добряками. Не то холодно. Разнежилась я в тепле, теперь вот снова привыкать к спартанским условиям. Эх…
Всю ночь я не спала. Ворочалась, мёрзла, прятала нос от смрадного запаха. Ужас. Как я раньше этим всем дышала?
Пожалуй, пора мне найти себе новое пристанище. К примеру, попроситься жить в другой детдом. Или найти отапливаемый чердак, где не так воняет.
Жаль, конечно, будет расставаться с Нинком и дедой Васей, который после инсульта почти не ходил и не говорил. Но, чувствую, мне здесь больше не место.
«Утром же отправлюсь на поиски нового пристанища», – решила я.
***
Однако на следующий день я увидела, как под козырьком ближайшего подъезда расклеивают ориентировку… с моей, не самой удачной, физиономией! Той самой, из паспорта. Расклейщик аж подпрыгнул, когда узнал во мне разыскиваемую личность.
«Оп-па-па! – заволновалось моё самое мудрое место. – Дёру! Дёру давай!»
И я, понимая, что сейчас меня могут узнать все кому не лень, снова юркнула в гнёздышко и затаилась.
А вечером… гнёздышко накрыли. Меня, в обнимку с пакетом пожитков, выволокли на улицу и посадили в УАЗик, как распоследнюю преступницу.
Замели братцы.
«Да вашу ж петрушку… – вздыхала я. – Надо было на чердаке прятаться…»
В отделении милиции за столом для допросов меня уже ждал Костя.
– Она? – спросил у предателя дядька в форме.
– Она, – подтвердил обманщик.
Я села и подпёрла щёки кулаками. Пусть хоть заспрашиваются меня, хоть пытают – ничего не отвечу.
– Что же ты творишь, Наташа? – воззвал к моей совести Костя.
Молчу.
– Мне известно, что ты проникла в кабинет директора дома малютки и отправила письмо. Я понимаю, что у тебя были благие намерения, но это подсудное дело. Ты это понимаешь?
«Ой, какие все правильные стали! – мысленно ворчала я. – А когда я хотела сама заработать Аришке на операцию и открыть благотворительный сбор, меня послали куда подальше. Вот пусть теперь им будет стыдно, а не мне».
– Это лучшее место, куда я мог тебя пристроить. У тебя есть практически всё. Зачем ты портишь себе жизнь? – снова обратился ко мне Костя.
Сижу в прежней позе, разглядываю царапинки на металлическом столе и молчу. Слишком много чести – разговаривать со всякими там предателями. Ничего он от меня не добьётся.