Фортуна на стороне мертвеца
Шрифт:
Когда человек обернулся и посмотрел на меня, я по-прежнему стояла, занеся трубу над головой.
– Я бы предпочла не завершать день сотрясением мозга, – сказала она ровным, как натянутый канат, голосом.
Крепкий молодчик, которого я так испугалась, оказался женщиной, годящейся мне в матери, ее волосы были собраны в тугой и замысловатый узел.
– Вам не положено здесь находиться, – сказала я, пытаясь сдержать дрожь в голосе.
– Это еще как сказать. Давно вы тут работаете?
– Несколько ночей.
– Хм…
В
Вообще-то мне следовало ее прогнать. Но по какой-то причине, назовите ее судьбой, или скукой, или пагубным порывом, я продолжила разговор:
– Кажется, Макклоски, это управляющий, только начал нанимать ночных сторожей. Думаю, раньше он сам ночевал здесь в каптерке, чтобы подзаработать. Во всяком случае, так мне сказали ребята из утренней смены.
– Уже лучше, – объявила она.
Она медленно встала, опираясь на трость в левой руке. Высокая и крепкая, в клетчатом костюме, явно дорогом и сшитом на заказ, и в пальто до щиколоток – как у Блэкхарта Барта, когда он целится во врагов из засады.
– Это его каптерка? – спросила она, оглядывая деревянное строение неподалеку.
Я кивнула.
– Покажите мне ее.
К этому времени мы обе уже поняли, что никто никого бить не будет, и я решила: почему бы и нет? Может, потому, что иначе пришлось бы вызывать полицию, а я на дух не переношу людей с жетонами.
Я повела ее в стоящую в углу стройплощадки каптерку. Женщина шла чуть позади, опираясь на трость. Не сказать чтобы хромала, скорее слегка покачивалась. Я не очень разобралась, в чем дело, но трость была явно не для вида.
Макклоски называл эту хибару своим офисом, но даже курятники бывают сколочены крепче. Нам не разрешалось входить внутрь, да и дверь была заперта. Загадочная женщина вытащила что-то из внутреннего кармана пальто – тонкую изогнутую проволоку – и начала ковыряться в замке. Она повозилась с минуту, а потом я не выдержала.
– Нужно подцепить снизу, – сказала я.
– В каком смысле?
Я забрала у нее проволоку и за десять секунд справилась с замком. Я бы и с более сложным справилась с завязанными глазами. В буквальном смысле.
– Если собираетесь регулярно этим заниматься, найдите отмычки поприличней, – сказала я.
В последующие годы я видела ее улыбку примерно три десятка раз. Тогда она удостоила меня ею впервые.
– Буду иметь в виду, – отозвалась она.
Внутри халупа соответствовала внешнему виду. Грязная и кое-как сколоченная. Там стоял стол, сооруженный из пары ненужных досок, поставленных на козлы. На нем валялись бумаги. Еще были лампа и армейский телефон, который поставили сюда, чтобы Макклоски мог звонить, не бегая к таксофону. Остальное пространство занимали узкая койка и кипа грязных тряпок, при ближайшем рассмотрении оказавшаяся одеждой.
Моя спутница включила лампу. При свете захламленная
– Опишите мистера Макклоски, – попросила она, не сводя с меня серо-голубых, как зимнее небо, глаз.
– Даже не знаю. Лет сорок. Выглядит обычно, клянусь.
Взгляд, которым она на меня посмотрела, впоследствии я привыкла называть «разочарованная учительница».
– Ничего обычного не существует, когда речь идет о людях. И не клянитесь, если не заставляют.
Я начала сожалеть, что не пустила в ход свинцовую трубу.
– Ладно, – осклабилась я. – Примерно на фут выше меня, значит, шесть футов, плюс-минус. Вес сотни две фунтов – по большей части жир, но и мышцы под ним есть. Похож на работягу, который любит прикладываться к бутылке. Судя по заплатам на штанах, у него всего две смены одежды, и все вместе и трех баксов не стоят. В общем, дешевка, но хочет, чтобы его считали тузом.
– С чего вы так решили? – осведомилась она.
– С того, сколько он мне платит. А кроме того, он не потратил и двадцати пяти центов на бритье, зато отдал пять баксов за липовые часы.
– Липовые?
– Поддельные, фальшивку.
– Откуда вы знаете, что они поддельные?
– Золотые ему точно не по карману.
И тут что-то блеснуло в ее глазах. Такой взгляд был у Мистерио, когда он распиливал свою прекрасную помощницу надвое.
– У вас есть его телефон на случай непредвиденных событий? – спросила она.
– Конечно. Но он велел звонить, только если случится что-то совсем ужасное.
– Кое-что ужасное и впрямь случилось, мисс…
– Без «мисс». Просто Паркер. Уиллоджин Паркер. Но все зовут меня Уилл.
– Позвоните Макклоски, Уилл. Скажите ему, что на площадку проник посторонний и не желает уходить. Скажите, что я спрашивала о золотых часах.
Сказать ему такое было легко, так как все так и было. Когда я повесила трубку, женщина (а она так и не представилась, и не думайте, что меня не покоробили такие дурные манеры) спросила, как звучал его голос.
Я ответила, что поначалу звучал как обычно – сонно и раздраженно. Но когда я упомянула часы, в голос вкрались панические нотки. Макклоски сказал, что сейчас же приедет, и велел не отпускать эту женщину.
Она довольно кивнула и села на койку – с прямой спиной, положив трость на колени и сжимая ее руками в перчатках. Потом закрыла глаза. Выглядела она такой же умиротворенной, как моя двоюродная бабушка Айда в церкви. А еще она напоминала портреты обездоленных женщин из журнала «Лайф» – побитые жизнью лица в терпеливом ожидании приближающейся бури.
Я подумывала спросить ее, в чем дело. Или хотя бы как ее зовут. В конце концов, имя-то у нее есть. Но решила, что не доставлю ей такого удовольствия. А потому просто стояла рядом и ждала.