Фортуна на стороне мертвеца
Шрифт:
Она ответила только через десять секунд. Мисс Пентикост не из тех, кто разбрасывается словами, и частенько заставляет людей ждать, пока сидит с каменным лицом, задумавшись над ответом.
– Наверное, вы правы, – наконец сказала она. – Но я привыкла доверять своему чутью. Сначала – увидев вашу способность наблюдать и действовать, а потом – услышав о ваших особых талантах и умении учиться, я решила, что вы именно та, кто мне нужен.
В общем, да, наверняка были более подходящие для этой работы люди, но я справлюсь. Предложение звучало привлекательно, но чуточку слишком хорошо, чтобы быть правдой. И все же осталась проблема с часами. Я просто не могла выкинуть
– Я ценю ваше предложение, – сказала я. – Но должна спросить… Вы, часом, не шпионка? Я через многое могу переступить, но не стану подписываться на сотрудничество с нацистами.
Она удивленно выгнула бровь.
– А почему вы так решили?
– Тот фокус с часами. Обычно в часы не прячут ценности. Ничего крупного там не поместится. К тому же лучше прятать в тот предмет, который не украдут. Я думаю, там было какое-то послание.
Ее взгляд подтвердил верность моей догадки.
– Не беспокойтесь, – добавила я. – Я ничего не сказала копам. Решила, что если они не узнают, то и не смогут мне ничего сделать. Но я не хочу, чтобы эта тайна вернулась и дала мне пинка под зад, понимаете?
Она снова надолго замолчала.
– Я не шпионка и не нацистка. Как и не был таковым мистер Маркел, – сказала она. – Записка в часах имела личный характер.
– Ясно.
Она покачала головой.
– Не такого рода личный характер, о котором вы подумали.
Не сказать, что я поверила ей, но решила больше это не ворошить.
– А это не имело отношения к тому, что напоследок сказал Макклоски? – спросила я.
– В каком смысле?
– Он что-то произнес, но я не разобрала. Вас это взбудоражило. Вы спросили его: «Кто вам это сказал?»
Она окинула меня взглядом, значение которого я не расшифровала. Как будто она поняла, что не уверена в родословной щенка, которого взяла из приюта. Она глубоко вздохнула и нервно переплела пальцы.
– Если вы согласитесь на эту работу, я посвящу вас почти во все мои расследования. Поступить по-другому было бы непрактично. Но вы должны понимать, что я не буду делиться с вами всем. О некоторых делах… тех, которыми я занимаюсь уже несколько лет, и тех, которые опасны, я не буду вам говорить. Вам это ясно?
– Конечно. Все артисты, с которыми мне довелось работать, скрывали какие-нибудь детали. Обычно свои лучшие финты.
– Финты?
– Трюки. Уловки. Ухищрения.
Она одобрила аналогию кивком.
– Я понимаю, что, приняв предложение, вам придется мне довериться, – сказала она. – Не могу обещать, что вы будете счастливы. Счастье – тонкая материя, как я обнаружила. Но думаю, могу обещать, что работа будет интересной.
– Я должна ответить прямо сейчас?
– Конечно нет. Возьмите день на размышления. – Она вышла из-за стола и взяла с маленького стола пакет. – Когда я уходила из цирка, меня остановил мистер Калищенко. Он просил передать вам это.
Она вручила мне пакет. Он был тяжелым, хотя и небольшим, обернут в коричневую бумагу и связан бечевкой, к одной из сторон был прикреплен запечатанный конверт.
– Пойду на кухню, узнаю, как там обед.
Когда она ушла, я открыла конверт. Я никогда не видела почерк Калищенко, но именно таким его и представляла – мелкий и элегантный, но слегка небрежный. И без русского акцента, конечно же, но я все равно его представила во время чтения.
Дорогая Уилл!
Как– то раз ты сказала мне, что считаешь цирк своей настоящей семьей. Думаю, ты знаешь, что я оставил
Всегда твой друг,
Валентин Калищенко, Танцор с ножами, Мастер огня, единственный и последний наследник Распутина.
P.S. Я слышал, что комиссариат не вернул тебе нож. Надеюсь, этот станет подходящей заменой. Я также надеюсь, что тебе никогда больше не придется использовать его по тому же назначению. Однако надежды так хрупки, а жизнь в этом мире так тяжела. И ты должна быть к нему готовой.
Я вскрыла пакет и обнаружила не один, а целый набор метательных ножей. В отличие от того, который остался в спине Макклоски, у каждого была деревянная рукоятка, обработанная маслом и отполированная от многократного использования. Эти ножи Калищенко привез из России, когда бежал оттуда в разгар революции. Самый лучший прощальный подарок, какой я только могла вообразить.
И тут до меня дошло. Он писал так, словно я точно уйду. Считал, что я уже согласилась.
Впервые за эти годы я заплакала. Всего на минутку. Потом все прошло, я вытерла слезы и положила письмо и ножи на маленький стол.
Теперь это мой стол, как я поняла.
Когда я в первый раз покинула свой дом, то бежала со всех ног. В этот раз меня потребовалось немного подтолкнуть. Но нет смысла спорить с наследником Распутина.
И я пошла на кухню, посмотреть, что там готовят.
Глава 3
Прошло три года.
За это время много чего случилось, хватит и на дюжину книг. И вы гадаете, почему я не начала с первого дела, над которым мы с мисс Пентикост работали вместе. Это потому, что я не знаю, как все получится.
Возможно, я напечатаю «Конец» и больше не захочу нажать ни на одну клавишу пишущей машинки.
А если я собираюсь рассказать только одну историю, то почему бы и не про убийство в семье Коллинз. Во многих смыслах это был переломный момент для нас обеих. Как первая упавшая костяшка домино, за которой посыпались все другие, оставив мне на память несколько серьезных шрамов, как физических, так и душевных.
Но первым делом я поняла, что многого недоговариваю о своей биографии. Так не пойдет, если я хочу, чтобы вы поняли все последующие события. Вот самое основное.
Родилась я в маленьком городке. Нет смысла говорить вам его название, так вам не придется притворяться, будто вы о нем слышали. Я единственный ребенок в семье, мама умерла, когда мне было шесть, а отец – железнодорожник в третьем поколении и алкоголик в четвертом. Так что вас вряд ли удивит, что я сбежала из дома на следующий день после пятнадцатилетия.
Я побывала в двух городах, прежде чем наткнулась на передвижной цирк Харта и Хэлловея. Я напросилась с ними и подружилась с девушками из кордебалета, которые выступали в больших номерах и показывали стриптиз в шатре после заката. К тому времени как цирк добрался до следующего города, меня практически удочерили. Трудно сказать, как меня воспринимали – не то как младшую сестренку, не то как дочь, которой у них никогда не было. В общем, мне дали работу на самой нижней ступеньке. Хотя скорее мне приходилось задирать голову и вытягивать шею, чтобы увидеть нижнюю ступеньку. Первые несколько месяцев я драила клетки с животными и отхожие места – занималась всем, что мне поручали.