Фортуния любит отчаянных
Шрифт:
Но сегодня ей предстояло воспользоваться природными дарами во благо Короны.
Агни и Дагни отличались друг от друга достаточно, чтоб не спутать, даже если встретишь лишь одну из них. Волосы Агни были прямыми и светлыми, в то время как Дагни гордилась темно-русыми кудряшками. Глаза у одной карие, у другой серые. Черты лица и вправду были похожи. Мы в этом убедились однажды, когда перекрасили и завили одну, и сварили для другой зелье, затемняющее радужку глаза.
Завтра, а может, послезавтра нам пригодятся опыты прошлого.
Сабина обладала большей свободой, чем я или Катриона — у
А мы с Катрионой прокрались к черному входу в кухню и проследили, как Дагни выносит маленького беленького котенка — плод любви одной из дворцовых кошек, что хранили запасы от мышей. В детстве Катриона узнала, как обходятся с ненужным приплодом, и устроила отцу истерику с рыданиями. Придворный маг, чертыхаясь, воздевая руки, кляня и подземный мир, и звезды, создал заклинание, которое лишало кошек радостей материнства и отцовства. Но поскольку дворцу все же требовались новые поколения усатой охраны, с избранных пар раз в несколько лет чары снимались.
Первым номером предстояло стать барону Беллу. Ничего не подозревающий барон упражнялся в фехтовании с низкой веткой липы в дальнем углу сада, когда к нему прибежала взволнованная Агни.
— Милорд, — обратилась к нему девушка, заламывая руки. — Прошу вас... возможно, у вас найдется минута помочь... там... О, милорд, прошу вас!
Приподняв бровь, барон двинулся за Агни. Мы с Катрионой последовали за стеной кустарника, образующего садовый лабиринт.
Агни привела барона к одному из дворцовых прудов, где на маленьком островке таращил глаза испуганный кухонный котенок.
— Как он туда попал, как? Не представляю. Милорд, прошу вас!
Котенок издал плаксивый писк. Я в которой раз поклялась, что в возмещение волнений устрою беленькому самую сытую и благополучную судьбу.
— Что вы хотите от меня? Чтобы я лез в грязную воду? Позовите кого-нибудь из слуг, в конце концов! — раздраженно сказал Белл.
— Я не могу никого найти! Ему страшно... — последнее она проговорила в спину удаляющегося барона.
Минус один в списке. Мы с Катрионой объединили усилия, и сгусток воздуха принес котенка обратно. Напоив беднягу припрятанным в кустах молоком, мы двинулись на поиски следующей жертвы.
Лорд Сантион о чем-то беседовал со слугой. Котенок размурлыкался, пригревшись в руках Катрионы. Пусть отдохнет, нам придется подождать.
Если бы мы не следили за Сантионом, то не заметили бы короткий блеск золота, мелькнувший в его руке.
— Агни, — прошептала я. — Сможешь узнать, за что он заплатил?
— Постараюсь, Ваше Высочество.
Мы дождались, когда слуга отойдет подальше, а Сантион двинется по боковой аллее, и создали новую композицию из живой и неживой природы. На этот раз беленький комочек пищал с высокой развилки дерева. Чтобы уравнять шансы, мы изрядно измазали ствол только что политой землей с клумбы.
Вскоре грязь с корой почтили своим присутствием белую рубашку Сантиона. Жилет и камзол он предусмотрительно снял. Агни рассыпалась в благодарностях, приняв котенка из его рук, и доставила малыша под бок к маме-кошке, а нам пришлось возвращаться к обеду.
Обед подавали в Большом Зале, где кроме нас с отцом и братьями, моих фрейлин, первого советника, верховного канцлера, маршалла, герцога Тальма и посла из Бальмизии — то есть, обычной компании — присутствовали все семеро претендентов на мою руку.
Я не стала сообщать папеньке, что на самом деле рассматриваю лишь четверых. Впрочем, о том, что командору моя рука не достанется, думаю, папенька сам догадался. Интересно, что заставило прославленного в прошлом воина с двумя взрослыми сыновьями раздавать зуботычины и мокнуть у ворот?
Что их всех заставило? Пожалуй, этот вопрос мне нужно прояснить в первую очередь.
За столом потек непринужденный светский разговор. Я присматривалась к манерам женихов. Увы, расслышать, о чем они говорили, я не могла. Лишь видела, что Сантион дружелюбно улыбается всем присутствующим, но при этом его глаза не выражают никакого веселья — они цепко рассматривают соперников. Дженкинс, напротив, едва улыбается. Говорит он мало и скупо. Кларк держит светское лицо, но каждый раз, когда ему приходится что-то произнести, слегка хмурится, будто разговор ему в тягость. Вольф, единственный оставшийся неблагородный из списка, чувствует себя не в своей тарелке, и его можно понять. Пожалуй, не будем считать это недостатком. Научить дворцовому этикету можно, в отличие от доброты и порядочности.
Я еще раз обвела взглядом всех четверых и прислушалась к себе. Увы, сердце молчало. Пока меня не взволновал никто. Может быть, это и хорошо? Я до сих пор с неудовольствием вспоминала историю, как в шестнадцать лет решила, что влюбилась в младшего брата посла из Альгады. У нас состоялось объяснение за розарием, где молодой человек со жгучими карими глазами вздохнул, что ему ни за что не позволят взять меня третьей женой. Помню, что ответных слов у меня не нашлось.
Нет, к выбору мужа я подхожу с холодным сердцем, и это хорошо.
После обеда Катриона занялась поисками замены котенку. Нам удалось подловить Кларка в садовом лабиринте, Вольфа в оранжерее, и оба довели захромавшую престарелую служанку до заднего двора, донесли ее корзину с клубнями, с которых комками отваливалась грязь, и были вполне любезны в приличествующих рамках.
Дженкинс не выходил из крыла, отведенного для "женихов". Странно. Как же он собирается производить на меня благоприятное впечатление?
Ближе к вечеру, мы с Сабиной и Катрионой продефилировали по саду. Кларк заметил нас первым, девушки отстали, и я дала ему возможность завести разговор. После пары реплик, явно выученных в учебнике для подростков, он зацепился взглядом за куст гвоздик, и добрых полчаса мы проговорили про цветы. Кларк оказался страстным ботаником и коллекционером. Начинало темнеть, и я пожелала возвращаться назад. Лорд Кларк понятливо откланялся и исчез на боковой аллее.