Фраер вору не товарищ !
Шрифт:
– Вот самое лучшее место!
– орал Витек, и его крик разносился по всему кладбищу, привыкшему к вечной тишине.
– Ну, вы же видите, здесь проходит дорога, - оправдывался директор. Как тут будут люди ходить? Перепрыгивать, что ли? А если автобус застрянет?
– Да здесь не то что автобус, "камаз" пройдет! Зато могила будет на самом видном месте. Все заходят и сразу - вот он, Серега Горбунов лежит. Никогда к нему не зарастет народная тропа. Понял? Короче, твоя цена?
Директор отвернулся и, видно, с чувством
– Нет, как ни уговаривайте, это место не продается. Где угодно - хоть там, хоть там, хоть посреди дороги. А это нет!
Витек вдохнул побольше воздуха, видно для того, чтобы смешать его с закипающей яростью.
– Ты чего, Семеныч, уху ел? Как это так не продается? Сейчас все продается! Все! И все покупается! Я все это сраное кладбище могу купить! И тебя могу купить! Скажи, сколько ты стоишь, и я выпишу чек. И все - ты мой! С потрохами. Осознал?
Директор понуро опустил голову и пробубнил:
– Я продаюсь, кладбище продается, а это место - нет.
Витек сразу успокоился и тихо спросил. Просто стало любопытно.
– Это ещё почему?
– Потому что оно уже куплено и оплачено.
– Чего? Кем ещё оплачено?
– Мной. Это мое место.
Витек вытаращил глаза и замолчал на секунду, с трудом переваривая услышанное. Ему показалось, что директор высказал какую-то непонятную фразу, смысл которой он никак не может уловить. Наконец, осознав всю меру его наглости, он крикнул так, что вороны снялись с насиженных мест и улетели.
– Да ты подохни сначала, скотина, а потом место себе покупай! Хочешь, могу тебя сейчас и положить здесь!
– Витек выхватил пистолет и приставил его к подбородку директора. Тот заметно побледнел и даже слегка затрясся. Вот прямо сейчас! Давай команду своим бандитам, пускай они тут тебе могилу копают! Давай рой, а то потом поздно будет!
Возле сарая стояли двое рабочих, опершись на лопаты, и равнодушно слушали их перебранку. Казалось, они вполне были готовы не только вырыть могилу в любом указанном месте, но и тут же положить в неё своего директора. Витек ещё продолжал ругаться, но Андрей не стал досматривать до конца этот спектакль и отправился на поиски могилы матери.
Пропетляв между оградками, он отыскал свежий холмик, слегка поросший травой, из которого торчала палка с табличкой "Волкова Т.Н." На холмике лежал высохший венок. Он положил цветы и неслышно про себя пообещал матери начать совершенно новую, праведную жизнь, лишенную сомнительной уголовной романтики.
Просидев полчаса в очереди к начальнику отделения милиции, Андрей, наконец, ввалился к нему в кабинет, сел на стул, стоящий перед столом, и выложил свою злосчастную справку вкупе с заявлением на регистрацию.
Располневший майор, с трудом влезающий в форму, протянул пухлую ручищу, сгреб бумажку и подтащил её к глазам.
– Откинулся, значит, - промычал он с такой долей осуждения, что сразу стало ясно его личное мнение: Волкова на волю выпускать было нельзя.
– Ага, вышел, - кивнул Андрей и уставился в пол.
– Погоди!
– Майор оторвал глаза от бумажки и внимательно посмотрел на посетителя.
– Это какая ещё Моторная, девять, квартира пятьдесят три? Да там же... Так это ты приходил к деду?
– Ну я, - кивнул Андрей.
– Ах ты, мать твою!
– майор привстал и с такой силой хлопнул ладонью по столу, что подпрыгнула телефонная трубка и затанцевали карандаши в стакане.
– Да как ты мог деда старого на пол! За горло его хватать! Он, блин, инфарктник! Да я тебя на пятнадцать суток! Вот бандюга, тока вышел и сразу в драку. Рано тебя выпустили, ох рано! Надо было ещё пару годков подержать.
Он схватил трубку телефона.
– Это наша квартира была. Там мать жила, - пробормотал Андрей, искоса глядя на разбушевавшегося майора.
Майор сложил круглую пухлую фигу и сунул её ему под нос.
– На, выкуси, твоя квартира! Она служебная была. Хозяин дал, хозяин и забрал. Жилец умер - все! Квартира пустует, а людям жить негде. Понял? Крикнул в трубку.
– Казаков! Давай ко мне в кабинет двоих! Срочно!
– Но мне-то тоже жить негде, - возразил Андрей.
– А я что могу?
– выпучил глаза майор.
– Выселить деда? Мать бы дождалась, я бы тебя к ней прописал. А теперь что, я тебя к деду пропишу? Он заслуженный ветеран, понимаешь. В каких только войнах не участвовал!
Андрей опустил голову и безнадежно вздохнул, поняв всю беспочвенность своих притязаний.
– Я понял. Мне ничего не положено.
– Камера тебе положена! Две недельки посидишь, подумаешь, как себя надо вести на воле. А мы как раз паспорт тебе сварганим. Потом и гуляй на все четыре. Хошь, к дружкам, хошь, комнату сымай. Деньги-то есть поди! Только смотри у меня, Волков, возьмешься за старое, пеняй на себя. Ты теперь у всех на мушке. Шаг в сторону... сам знаешь, чем считается.
Бухнула входная дверь, в кабинет ввалились два мента. Разгоряченные, раскрасневшиеся, будто только что бежали стометровку. Но судя по тому, как они отворачивались и дышали в сторону, было ясно, что бежали они стограммовку.
– Семенов, где вы пропадаете, а? Квасите, что ли, там? Давайте этого в обезьянник. На пятнашку. И работку потяжелее. А то он, понимаешь, деда на пол! А если бы он копыта откинул? Ты бы, милый, не на пятнашку пошел, а на пятерик. Обратно поехал бы без задержки.
Андрей поднялся со стула, ссутулился, привычно заложил руки за спину. Что-то последние дни ему только и приходится ходить под конвоем? Судьба, видать, такая. Может, как-то попробовать изменить её, судьбу. Хоть бы помог кто...