Фрактальный принц
Шрифт:
— И что же вы спрятали в таком Ларце? — спросил я у Дратдора.
— Нечто очень и очень опасное, — ответил он.
Сектор Ларца на кубитовой схеме, созданной нами за прошедшую неделю, освещается, словно вечерний город. Это ощущение мне знакомо: так всегда бывает, когда обнаруживаешь изъян в запирающем механизме или системе безопасности, или возможного соучастника. Я в нетерпении закрываю глаза и воспроизвожу последовательность движений. Деревянные панели скользят под моими пальцами. Гоголы радостно поют, получив импульсы оргазмического наслаждения от вычисления
И захлопывается. Еще одна ячейка памяти утеряна безвозвратно. Паутина протоколов сворачивается в узел. Последующие измерения свидетельствуют о смерти. Я разрушил еще один сегмент содержимого Ларца.
Я бормочу ругательство и швыряю проклятую шкатулку через всю каюту. Ку-щупальца обрываются и рассеиваются. Ларец ударяется о звездный поток на стене и начинает вращаться.
Слова, уже несколько дней звенящие в моей голове, раздаются снова.
Я не Жан ле Фламбер. [6]
6
Заядлый игрок (фр.).
Маленькая белая бабочка ловко опускается на Ларец и, трепеща крылышками, останавливает вращение.
— Прежде чем ты что-нибудь сломаешь, я хотела бы напомнить, что это была целиком твоя идея, — слышится рассудительный женский голос корабля.
Она права, это была моя идея. Или, вернее, идея моего прежнего я. Настоящего Жана ле Фламбера, легендарного вора и взломщика разумов, отличного во всех отношениях парня. Который не оставил мне ничего, кроме нескольких обрывочных воспоминаний, старых врагов, тюремного заключения… и того, что находится в Ларце.
— Туше, — признаю я.
— Жан, прошло уже три дня. Может, стоит оставить его ненадолго в покое.
— У меня нет времени. Ты сама сказала, что содержимое декогерирует.
Усталость жжет глаза, словно горячий песок. Лишнее напоминание о том, что, несмотря на обстоятельства, я еще не свободен. Капитан «Перхонен» Миели упрямо отказывается предоставить мне доступ к корневой системе моего изготовленного Соборностью тела и ограничивает меня базовыми человеческими параметрами. Она не верит, что все мои предыдущие попытки прервать навязанное мне сотрудничество были обусловлены обычным недопониманием и что я твердо намерен уплатить долг чести ей и ее труднодостижимому нанимателю из Соборности.
Но я не могу сдаться. При первом обследовании Ларца «Перхонен» пришла к выводу о недолговечности заключенной в нем квантовой информации. В течение нескольких дней все котята помрут от старости.
— Да, это довольно необычно для устройств зоку, — произносит «Перхонен». — Если только проектировщик не установил лимит времени намеренно. Как в игре.
— Ты сама сказала, что это устройство зоку. Так чего же от него ожидать?
В мире существует великое множество различных зоку, но все они буквально одержимы играми. Хотя этого порока не лишены и представители Соборности. Одно только воспоминание
— Я не знаю, чего можно ожидать. Ни ты, ни Миели не говорите мне, что там внутри. И какое отношение все это имеет к месту нашего следования. Которое, между прочим, мне совсем не по душе.
— Земля не так ужплоха, — отвечаю я.
— Ты был там после Коллапса?
— Не знаю. Но я уверен, что мы должны туда попасть. — Я развожу руками. — Послушай, я всего лишь краду вещи, чтобы заработать на жизнь. Если у тебя имеются сомнения насчет общего плана, обратись к Миели.
— Только не сейчас, когда она в таком настроении, — отзывается корабль. Бабочка-аватар делает круг над моей головой. — Но, может быть, тебе стоит с ней поговорить. Об общем плане.
Миели действительноведет себя странно. Ее и в лучшие времена нельзя было назвать душой компании, а в эти долгие недели путешествия от Марса к Земле она стала еще более замкнутой и основную часть времени проводит в медитациях в пассажирском салоне или в рубке пилота.
— Эта идея кажется мне абсолютно неприемлемой, — отвечаю я. Обычно я последний, с кем она хочет говорить.
О чем это толкует корабль?
— Возможно, тебя ожидает сюрприз.
— Ладно, поговорю. Сразу после того, как открою эту штуку.
Я хмуро смотрю на Ларец. Бабочка-аватар усаживается мне на нос, и я отчаянно моргаю, пока наконец не решаюсь смахнуть ее рукой.
— Сдается мне, ты пытаешься от чего-то отвлечься, — заявляет корабль. — И похоже, не хочешь признаваться мне в этом.
— Ничего подобного. Я как открытая книга. — Я вздыхаю. — Неужели тебе больше нечем заняться? Психотерапевтических роботов изобрели уже четыре сотни лет назад.
— А ты уверен, что не разговариваешь с одним из них? — Бабочка-аватар рассыпается пузырьками ку-точек, оставляя после себя легкий запах озона. — Тебе надо немного поспать, Жан.
Я прикасаюсь к Ларцу, ощущаю твердое теплое дерево и снова раскручиваю его в воздухе, пока грани не сливаются в одно расплывчатое пятно. Движение нагоняет дремоту. «Перхонен» права. Думать об этом легче, чем о Марсе, дворце и богине. А как только я закрываю глаза, все они тотчас возвращаются.
Дворец памяти на Марсе мог быть моим, со всеми его залами, восковыми и бронзовыми статуями, драгоценностями и камнями зоку, украденными у алмазных разумов и богов. Теперь все это, вся моя жизнь пропала, все поглощено архонтами, превратившими замок в тюрьму. Единственное, что мне осталось, это Ларец и сопутствующие ему воспоминания.
Я мог протянуть руку и все вернуть, но не сделал этого. Почему?
Я не Жан ле Фламбер.
Я мысленно прохожу по мраморно-золотым коридорам и через открытые двери заглядываю в комнаты украденных воспоминаний.