Франция в поисках внешнеполитических ориентиров в постбиполярном мире
Шрифт:
советник Ф.Миттерана, а позже министр иностранных дел Франции
Ю.Ведрин озвучил эту идею в своих воспоминаниях. « Старшая дочь Церкви, родина Просвещения, колыбель революции и Прав человека, Франция
стремится, превзойдя свои границы, наложить свою печать на Европу, нести
свой свет миру, проповедовать, колонизовать, далеко нести своё знамя, свою
концепцию свободы. Так и французские левые силы хотят освобождать, наставлять, эмансипировать. У них свой особый проект:
Окончание холодной войны не умерило мессианских устремлений её
руководителей, будь-то голлисты или социалисты. В 1995 г. голлист
А.Жюппе, министр иностранных дел в правительстве Э.Балладюра и
премьер-министр с 1995 по 1997 гг., подтвердил верность этому курсу: « На
нас возложена особая задача - сохранять бдительность, ибо наша роль всегда
состояла в том, чтобы наводить мосты, утверждать идеалы свободы, терпимости, демократии»41.
Здесь мы сталкиваемся с характерной чертой французской
внешнеполитической культуры: оправданием амбициозного курса служит в
ней не только и не столько превосходство в материальных средствах, военных или экономических, сколько морализм, своего рода
«республиканское мессианство», которое основано на признании за
39 Bozo F. Introduction: La politique йtrangиre de la France / F.Bozo //PE -1995. – NІ 4. P.850.
40 Vйdrine H. Les mondes de Franзois Mittйrand / H.Vйdrine.
– P. : Fayard, 1996.
– P. 7.
41 Juppй A. Quel horizon pour la politique йtrangиre de la France?/ A.Juppй // PE. – 1995. – NІ1.
33
Францией роли светоча западной культуры и цивилизации - родины
свободы, равенства и братства. Эта идея восходит к 1792 г., когда
революционная Франция посылала свои войска нести идеалы свободы
европейским народам, «стонущим под игом тиранов». Имперская, а позже
колониальная политика Франции также строилась на признании её
цивилизаторской миссии по отношению к зависимым народам Азии и
Африки. Этот акцент французской политики ярко проявляется в отношениях
Франции со странами Третьего мира.
Во французской историографии нет однозначной оценки политики
величия. М.Вайс, возглавлявший Фонд де Голля, считает достойным
восхищения, что «де Голль смог произвести впечатление, подменив
материальные ресурсы интеллектуальными и моральными»42, отметив при
этом, что дипломатические прорывы Франции не были в большинстве
случаев подкреплены способностью играть заметную экономическую и
финансовую роль. Он высказывает также сомнение, что в условиях
биполярности политика де Голля, способствовавшая разрядке между
Востоком и Западом, сделала положение Франции в мире более
благоприятным. В то же время, бесспорным является тот факт, что
голлистская внешняя политика остаётся органичной частью французской
специфики. Все последующие президенты заявляли о своей приверженности
принципам де Голля, даже если некоторые аспекты его политики стали со
временем предметом пересмотра.
Ф.Моро Дефарж, подводя итоги внешней политики Ф.Миттерана, пишет по поводу голлистской традиции: «В конце ХХ века французы как
никогда смогли убедиться, что политика – это искусство возможного. С 60-
х годов голлистский дискурс, затем голлистское наследие стремились
замаскировать эту очевидность. А дипломатия представлялась чем-то вроде
планетарной шахматной игры, в которой выигрыш зависит от способностей
42 Vаisse M., op. cit. P. 676.
34
игрока. Однако Франция располагает данными, которые, не будучи
незыблемыми, не могут всё же измениться в зависимости от слов и жестов
главы государства»43. К таким условиям относились:
– принадлежность к развитым, демократическим западноевропейским
странам,
– выбор в пользу НАТО, франко-германского примирения, активного
участия в европейском строительстве,
– сохранение присутствия в странах Магриба и франкофонной Чёрной
Африки.
В целом эти структурные позиции оставались неизменными на
протяжении всего послевоенного периода, точнее говоря, с 1947 г., от
коалиции «Третьей силы» к де Голлю и Миттерану и вплоть до сегодняшнего
дня. По мнению Моро Дефаржа, они в большей степени, нежели стратегия
величия, определяют глобальную роль Франции.
Ещё более скептически в отношении «политики престижа»
высказались Ф.Шарийон и М.-Кр.Кесслер. Они считают, что окончание
холодной войны не могло лишить Францию какой-то особой глобальной
роли по той простой причине, что «всё это уже долгое время было в области
иллюзий/…/У Франции никогда не было центральных позиций в мире»44. Но
сама постановка вопроса говорит о бесспорности того факта, что стремление
влиять на мировые дела, т.е. «политика престижа» или «политика величия»
является органичной чертой французской внешнеполитической
идентичности.
Конец 80-х годов представляет во внешней политике Франции своего
рода точку отсчёта: крушение привычного геополитического порядка