Франция в поисках внешнеполитических ориентиров в постбиполярном мире
Шрифт:
следовательно, его могуществом. Ответственность по-прежнему
противопоставляет сильного и слабого и таким образом хотя бы частично
вписывается в рамки теории реализма. Для одних, более могущественных
государств, ответственность есть проявление могущества. Для других, более
слабых, она сводится к подсудности их международному сообществу или
более могущественным государствам. При этом отличие от подхода
70 Ibidem. P.54.
71Курсив
48
«реалистов» состоит лишь в том, что от могущества отнимается его
непременный атрибут – суверенитет.
Третий вопрос: как институционализировать ответственность? Новую
потребность в ответственности способны реализовать
межправительственные институты, но за ними стоит воля государств-наций.
Как тогда они могут разорвать рамки суверенитета этого самого государства?
Б.Бади заключает, что международные организации, возросшая роль
которых, казалось бы, ставит под вопрос роль государства, остаются
главным консерватором модели государства-нации и прежней
международной практики72.
За вопросами, поднятыми Б.Бади, стоит целый ряд проблем, требующих
от Франции принципиальной позиции на международной арене. Это
проблема сохранения суверенитета и оправдания собственного
внешнеполитического курса, вопрос о рамках независимых дипломатических
решений и о глобальной (моральной и реальной) ответственности и о
легитимности вмешательства в дела других государств в интересах
человечества, наконец, проблема реализации ответственности в зависимости
от могущества государства, возвращающая нас к центральной тематике
французской школы теории международных отношений.
П.Асснер – автор главы, подводящей итог этого коллективного труда, указывает на кризис устоявшихся теорий международных отношений, являющийся отражением кризиса мировой системы - следствия
геополитических изменений конца 80-х-начала 90-х годов ХХ века73. Свои
рассуждения он начинает с анализа изменения баланса внешнеполитического
могущества в мире с точки зрения международной безопасности. Понятие
могущества, - отмечает автор, - было центральным в теории реализма, основанной на понятии равновесия сил (могущества), которое является
72 Ibidem. P.55.
73 Hassner P. Par dйlа la crise de la discipline а celle de l’йpoquе // Les nouvelles relations… Conclusions.
49
производным от соперничества государств. Крушение СССР и объединение
Германии, совершившиеся без войны, что было абсолютно непредвиденным, - всё это на какое-то время породило близкие школе идеализма мечты об
установлении «мира, основанного на законе». Однако надежды на то, что
поиски могущества и равновесия сил будут заменены «новым мировым
порядком», основанном на коллективной системе международной
безопасности, развеялись после войны в Персидском заливе и особенно
после войн в бывшей Югославии. Мечта ХУШ и Х1Х веков о прочном мире, который воцарится благодаря развитию торговли, науки и либерализма, по-
прежнему далека от воплощения. Во-первых, даже развитые либеральные
общества не застрахованы от возврата «подавленных инстинктов» (каким
было, в соё время, установление тоталитарного режима в демократической
Веймарской республике). Во-вторых, благополучные буржуазные
государства, основанные более на соображениях личного интереса, чем на
страстях, окружены и пронизаны иными в смысле морали обществами и
группами. И то и другое меняет привычные концептуальные рамки западной
политологии.
От Гоббса до Арона, включая Клаузевица и Вебера, политические
мыслители сходились в понимании различия между внешними и
внутренними делами. Оно состоит в том, что внутри себя нации находятся в
гражданском состоянии мира, когда только государство обладает законным
правом на насилие. В то же время на международной арене нации эти
оставались в первобытном состоянии соперничества, то есть потенциальной
войны: государства оставляли за собой право применить силу в качестве
решения, заменяющего переговоры (торг). В этом смысле война была
продолжением политики другими средствами. В конце ХХ века «мы
присутствуем при усилении угроз безопасности для либерального общества
не извне, а изнутри – из-за упадка «современного государства», его
50
монополии на насилие внутри и его возможности вести войну вовне»74. С
одной стороны, внутренняя уязвимость современных западных обществ
вследствие демографических сдвигов, и, с другой стороны, размывание
суверенитета вследствие глобализации и интеграции, составляют предмет
озабоченности французских политологов, поскольку они снижают
классические показатели французского внешнеполитического могущества.
Подтверждением такого взгляда служат размышления А.-М. Ле Глоаннек о
возможности существования самостоятельной стратегической концепции в
постбиполярном мире где-нибудь, кроме США75.
У автора нет сомнений в том, что «с крушением СССР и его империи
/…/США триумфально сделались единственной сверхдержавой в мире» 76.
А.-М. Глоанек в целом согласна с тем, что США, являясь первой