Француженки не любят сказки
Шрифт:
– Почему не брюнетку? – спросила она наконец, спросила отрывисто, с явным вызовом, и плотно поджала полные губы. – Потому что ты уже ее добился?
Он застыл. Это была правда. У них был тоже хороший секс. Грубый и бешеный, который требовал полной отдачи сил и взаимопонимания. При мысли, что Джейми считает и себя такой же игрушкой, ему стало нехорошо. Он остается полностью для нее закрытым, а все те шоколадки и пирожные – достаточно ли их, чтобы заслужить ее доверие?
Как ему хотелось казаться ей, чистой доской, стереть из своей жизни все до
Он очень старался ради нее стать другим, не таким, каким он был прежде. А она даже не хочет рассказать ему о себе. В ее глазах он грубый, грязный и похотливый мужлан. Он посмотрел на свои руки, вцепившиеся в перила, и вспомнил, как когда-то на них лопалась до крови кожа от работы с ледяными тушами.
Теперь они гладкие благодаря маслу какао. В то далекое утро, проработав неделю с шоколадом на кондитерской кухне, он проснулся и с удивлением обнаружил, что его руки сделались мягкими, без трещин. Это и определило его будущую карьеру. Но сколько бы он ни погружал их в шоколад, изящнее они не стали и шрамы с них никуда не исчезли. А мозоли на ладонях он натирал нарочно. На случай, если понадобятся.
– Просто я хочу именно тебя, – тихо проговорил он. – Извини. – Ему было досадно слышать собственные оправдания. В конце концов, разве это не должно ей хоть в какой-то степени льстить?
Она посмотрела на него так, словно ее застигли врасплох, словно он плеснул ей холодной водой в лицо.
– Ты… извиняешься?
Он покачал головой. Отчаянно жалея о своих словах.
– Почему? – Она всматривалась в его лицо, а он пытался вернуть на место маску джентльмена. Да, он поскользнулся. Она что-то заподозрила и теперь пыталась понять, в чем дело.
– Почему ты решил извиниться? – настаивала она, прощупывая его.
Опомнись, одернул он себя. Зачем убеждать ее, чтобы она доверилась ему, если он собирался поведать ей правду в первом же разговоре по душам?
Его лучшая половина увидела в этом шанс предостеречь ее. Вот только – половина ли? Кого он дурачит? Какая там половина – максимум жалкие десять процентов!
Он устремился под защиту своих доминантных, эгоистичных девяноста процентов.
– Я не нашел более подходящих слов. Ты спросила, чего я добиваюсь… Тебя! Вот и все, чего я хочу.
Все. И, возможно, луну с неба и звезд. Как глупо так говорить.
– Почему? – недоверчиво спросила она.
Он слегка пожал плечами, пытаясь воспользоваться этим моментом и отступить на безопасную территорию.
– Ты до сих пор не позволила мне пересчитать все твои веснушки.
Когда она не погружалась в романтические грезы, ее взгляд был до опасного проницательным. А это неблагоприятно для долгосрочных партнерских отношений.
– Ты готов продолжить, раз уж начал это делать?
Его сердце забилось так сильно, что вернулось ощущение дурноты. Он резко отвернулся, впился пальцами в перила и опять стал глядеть на темную воду.
– Ты хочешь,
– Я пойму, если ты это сделаешь, – медленно, неуверенно проговорила она.
Его пальцы еще сильнее вцепились в перила.
– Почему? Потому что ты и сама этого хочешь?
Она смерила его еще одним недоверчивым взглядом.
– Нет. Потому что именно я получаю от этого все.
От удивления он раскрыл рот. Возможно, он слишком ловко прятался за маской приятного парня! Он украдкой покосился на нее. Если он скажет ей, как глупо так говорить, может быть, ее иллюзии моментально рассеются?
– Ты всего лишь добился меня, как ты сказал. – На ее губах появилась усмешка, а взгляд обратился куда-то внутрь. – Какую-то часть меня.
Она говорила так, словно это был его собственный внутренний голос. Словно ей самой было особенно нечего предложить. Но его внутренний голос получил подтверждение. Доминик попробовал улыбнуться.
– Мне это нравится. Ты мне нравишься.
Она озадаченно взглянула на него.
– Конечно, это не самое главное, но та брюнетка была почти такая же импозантная, как и ты.
Она считает его импозантным? Глупая, радостная ухмылка расплылась по его лицу, несмотря на смущение. Неудивительно, что его сотрудники постоянно над ним подтрунивают. Он просто смешон.
Импозантный. Он сунул руки в задние карманы джинсов, чтобы они не портили картину.
– Ты мне нравишься, – повторил он. Теперь это очевидно. И конечно, ему не нужно вытаскивать в эту секунду на свет всю свою грязную душу и расстилать у ее ног, чтобы доказать это.
– Почему? – снова спросила она.
Он посмотрел на нее, на все ее веснушки и косточки, и снова его захлестнули волны тепла и страсти. Он даже стал привыкать к тому, насколько беспомощным он чувствует себя в этих волнах.
– Всякий раз, когда я гляжу на тебя, мне хочется облизать тебя всю, с головы до ног, – прошептал он.
Она вспыхнула, покраснела, и он невольно посмотрел на тот конец улицы, где находилась его квартира. Она не подозревала, что она совсем рядом, а он не мог решить, надо ли ей сказать об этом. Что, если он позволит ей глубже заглянуть в его душу, и ей не понравится то, что она там увидит? Но если он сможет пойти с ней туда до заката солнца, то она уже не спрячется от него. И тогда он увидит, как она краснеет от смущения – всем телом или только лицом.
Он вытащил одну руку из джинсов и накрыл ладонью ее хрупкую кисть, лежащую на перилах, почти забыв про свои шрамы.
– Так как же ты используешь меня?
– Хватит об этом! – тихо взмолилась она. Ему нравилось ее отчаяние. В его жизни еще никогда не было таких отношений с женщиной, когда она хмурит брови и вместе с тем позволяет держать себя за руку. Интересно, сможет ли она хмуриться и одновременно заниматься с ним любовью?
– Ты замужем, да? – Боже, это будет самый сильный удар, какой он когда-либо получал в жизни!