Француженки не любят сказки
Шрифт:
Она опять уткнулась в него, спрятав руки между своим телом и его грудью. Получилось, что он как бы целиком завернул ее в себя. В последние дни он уже понял ее потребность в этом и послушно выполнял ее желание.
– Скоро я стану сильнее, – пообещала она.
– Не сомневаюсь, – пробормотал он, вдыхая аромат ее волос. – Пообещай, что не бросишь меня, когда это произойдет. Или пообещай, что вернешься ко мне. Если тебе нужно ехать и спасать людей, пообещай мне, что вернешься ко мне, когда тебе понадобятся новые
– Но ведь ты не поверишь мне. Если я дам слово.
– Нет, – признался он. – Нет, пожалуй, никогда не поверю.
Тут она неожиданно поняла, что он столкнулся со своим самым худшим кошмаром. Из-за нее. С тем, в котором он пытался ей верить, что если она уйдет, то потом вернется назад.
А ей пришлось иметь дело со своим кошмаром, совсем другим. Прогонять из памяти ту картину – парней с палками. Избавляться от ужаса, который поселился в ее душе. Сделать выбор, который не был сфокусирован ни на борьбе с той картиной, ни на капитуляции перед ней. Сделать выбор, который наконец-то станет… ее выбором. Выбором в ее пользу.
– Но я мог бы стать – сильнее. – Его голос был сумрачнее, чем окружавшие их тени, но в нем звучала лукавинка. – Не таким сильным, как ты. Но когда-нибудь я, возможно, поверю, что ты будешь со мной хотя бы какое-то время.
Она тихонько засмеялась и поерзала – просто ради удовольствия потереться о него, почувствовать его всем своим телом.
– Это как у Льюиса Кэрролла: «Что ж, теперь, когда мы увидели друг друга, – сказал Единорог, – если ты поверишь в мою реальность, то я поверю в твою».
– Я кто – Единорог или Алиса? – поинтересовался он, слегка удивив ее поначалу, пока она не вспомнила про его книги.
– Ой, ты, несомненно, сказочное чудовище. – Она погладила его по плечу. Темный, свирепый – как раз то, что ей нужно. Белый единорог был бы слишком слабым. Или недотрогой.
Он тоже засмеялся и дотронулся ладонью до ее лица.
– Ладно. А ты тогда моя несравненная Алиса. Такая земная и близкая. – Он прижал ее к себе, словно ему захотелось потереться об нее. – Я попытаюсь поверить в твою реальность.
Они замолчали. Может, оба пытались поверить. Доминик, казалось, никуда не торопился. Словно мог вечно сидеть тут, в своем салоне, за этим маленьким столиком и… лакомиться ею.
Она сглотнула и нерешительно произнесла:
– Я хочу задать тебе странный вопрос.
Он молча ждал.
Она смотрела на него в темноте, удобно устроившись, словно в колыбели, в его могучих объятьях.
– Ты женишься на мне?
Он не шевелился. Он не дышал. Потом его руки стали все крепче и крепче сжимать ее бедра, пока она не вскрикнула от боли.
– Боже, кажется, я сейчас упаду в обморок.
Он снял ее с коленей, отошел от нее к красной бархатной занавеси. Джейми выпрямилась и глядела ему вслед, онемев. Неужели ее предложение вызвало у
Он оперся рукой о белую стену с бутонами роз. Его большое тело сотряслось от мощного вздоха. Еще один вздох.
Потом он повернул голову и посмотрел на нее через плечо.
– Ты серьезно это говоришь? Ты хочешь этого – ты – Жем? – От невероятных эмоций у него сверкали глаза. – Только не отвечай мне сейчас, если ты не уверена – если не случится так, что ты уйдешь от меня перед алтарем. О чем я говорю? Как ты можешь быть уверена? Ведь мы знаем друг друга всего десять дней.
– Месяц, – поправила его Джейми. – Я знаю тебя месяц.
Уголки его губ невольно поползли кверху. Он взглянул на столик, за которым она всегда сидела, а потом наверх, на спиральную лестницу.
– Я во всем уверена, – заявила Джейми. – Доминик. Что ж, теперь, когда мы увидели друг друга, если ты поверишь в мою реальность…
– Жем. – Он медленно, словно преодолевая боль в мышцах, покачал головой. – Я не уверен, нужно ли тебе верить в мою реальность.
Она попятилась. Подумав обо всех красивых брюнетках и блондинках… да, еще и о рыжеволосых дивах, которые претендуют на его внимание каждый день.
– Жем, я притворялся все это время. – Дом с тоской провел ладонью по маленьким бутонам роз. – Я притворялся. Я не мог бы удержать тебя. Ведь я не подарок.
Она нахмурилась и глядела на него так, словно он говорил на непонятном для нее языке.
Доминик не выдержал ее взгляда. Он убрал ладонь с бутонов и подошел к каменной арке, возле которой они только что занимались любовью. Он прижал ладони к камню, который еще хранил тепло ее тела.
– Но ты знаешь об этом, верно? – тихо спросил он. – Все это время я думал, что ты считала меня совершенным.
– Совершенным? – удивилась она.
– Да. – Он скривил рот и ударил кулаком по камню. – Хотя, возможно, ты никогда так не считала.
– Я никогда не считала тебя безупречным, – растерянно проговорила она. – Господи, Доминик, ты слишком часто произносишь грязные слова. Это к примеру. Но часто за всеми твоими ругательствами видно, какая у тебя тонкая кожа, сквозь которую просвечивает твоя чудесная душа. Видно, что ты замечательный.
Он прижал руку к своей груди и растопырил пальцы.
– Не смотри на мою душу.
– Я смотрю туда, куда хочу, черт побери. Она у тебя красивая.
Он беспомощно уставился на нее, готовый в любой момент упасть перед ней и разрыдаться, уткнувшись в ее колени, словно в колени потерянной им матери. Но она совсем не была похожа на его мать… и он не хотел видеть ее в роли его матери… просто… она любила его. Всякий раз, когда она смотрела на него, как на солнце или звезды, все в нем становилось совершенным. Вот только тогда ему приходилось напоминать себе, что он не такой.