Французская карта
Шрифт:
– Где чертежи, сука? – прорычал пан Анджей. – Чертежи, или я сейчас разнесу твою голову, как глиняный горшок!
– Чертежи – в гостиной! – громко выкрикнула она, прижимаясь к нему еще теснее и совсем не пытаясь освободиться.
– Ты снова врешь, – неуверенно произнес он.
– Клянусь Господом Богом! Есть ли у меня время врать, дорогой брат? Разве не одно дело с вами мне поручено?
– Скоро узнаешь! – коротко хохотнул польский дворянин.
В дверях уже стояли Чернозуб, Прокофьев, Гончаров, а за ними – Николай, который сжимал в руках егерский штуцер, для Кухарского пока невидимый. Аржанова
Классический случай для доброго слуги госпожи Аржановой Николая. В тот миг он был совершенно счастлив. Наконец-то его талант нашел достойное применение на проклятой басурманской стороне. Наконец-то оружие заговорило своим обычным, понятным для людей языком. Он всегда целился либо в висок, либо в лоб противника, прямо над его переносицей. Пуля над переносицей, конечно, достижение более высокое…
Они со всех ног кинулись к Анастасии, но она уже поднималась сама и остановила их приказом:
– Ян! Держите Яна! Он не должен выйти отсюда…
Может быть, бегство камердинера пана Анджея в этой суматохе и удалось бы, но он замешкался, открывая задвижки на двери. Третья из них имела секрет, который знала одна Глафира. Пока он возился с цепочкой, на него сзади прыгнул унтер-офицер Прокофьев. Завязалась драка. Кирасир вдруг вскрикнул, а потом, повалив поляка на пол, со злости стукнул его головой о порог. Бездыханное тело распростерлось в прихожей, и Прокофьев теперь смотрел на курскую дворянку виновато.
– Ну что, медведь саратовский, прибил человека? – устало спросила Аржанова.
– Так ведь он, гаденыш, руку мне прокусил. Вот посмотрите, ваше высокоблагородие, – унтер-офицер продемонстрировал ей свое запястье с рваной раной.
– Ладно, до свадьбы заживет… Глафира, перевяжи. Но ты, Прокофьев, теперь понесешь не только свой, но и его хурджин.
– Так точно, ваше высокоблагородие! – весело отрапортовал кирасир, понимая, что никаких других последствий его усердия не будет и княгиня Мещерская на него зла не держит.
Впрочем, веселого было мало.
Два трупа и не более тридцати минут на их похороны. Но никто из ее команды не испугался, не растерялся, не заплакал о своей судьбе. Наоборот, новое испытание их объединило. Они действовали быстро, четко, слаженно. Для Кухарского в качестве савана использовали покрывало с его же постели. Камердинера Яна завернули в старый плащ с капюшоном. У хозяйственной Глафиры нашлось много пеньковых просмоленных веревок различной длины и грузила – камни с отверстиями посредине, которыми она прижимала капусту, заквашивая ее в дубовых бочонках.
Туман сделал их передвижения от дома к обрывистому берегу бухты Золотой Рог незаметными. За три захода мужчины утопили все сундуки, саквояжи и баулы с вещами. В последнем, четвертом пробеге доставили туда тела двух членов разведывательной группы, внезапно решивших больше в ней не состоять. Причина их глупого решения осталась аржановцам неизвестной. Текущие операции секретной канцелярии Ее Величества не предусматривают
Курская дворянка взяла фонарь и прошлась по комнатам их временного пристанища в Галате. Камины и шандалы со свечами потушены, следы поспешных сборов и борьбы с поляками уничтожены. Напольные часы в гостиной, как ни в чем не бывало, отсчитывают время и сейчас отзвонили одиннадцать раз. Обычный дом, и пусть так думают те, кто войдет в него дня через два. Именно на два дня рассчитывала Флора, оставляя записку Лафиту Клаве, сегодня утром вновь посетив госпиталь и объяснив доктору Жантилю, что брат ее вроде бы пошел на поправку, но для полного излечения нужно еще немного времени. Искать их, конечно, будут. Но она сделала все, дабы сбить с толку и французов, и турок…
Доски старой пристани поскрипывали под тяжестью людей, тащивших на плечах хурджины. Лодка, узкая и длинная, стояла с правой стороны, они не сразу заметили ее. Рулевой поднялся им навстречу и, откинув полу плаща, фонарем осветил лицо Анастасии.
– Не вы ли, госпожа, ищете человека, который говорил бы по-французски? – спросил он.
– Я ищу. Мне сказали, его имя – Асан.
– Грузите вещи в лодку. Но прошу – осторожно и быстро.
Лодка, тремя канатами пришвартованная к ржавым кнехтам на пристани, тем не менее устойчивостью не отличалась. Гребцы встали цепочкой по ее оси и начали передавать хурджины из рук в руки. Сперва забили ящик на носу, потом разложили мешки на дне каика, под своими лавками. Пришел черед усаживаться пассажирам. Один моряк хотел помочь Глафире и взять у горничной аптечный ящик, но она вцепилась в него мертвой хваткой и не отдала.
Рулевой указал Аржановой на место рядом с собой, на плоской кожаной подушке. Затем оглядел судно, постепенно направляя свет фонаря на все его части.
– Путешественников должно быть восемь человек, – в недоумении повернулся он к курской дворянке.
– Двое останутся здесь, – ответила она.
– Здесь?! – в голосе рулевого прозвучала неподдельная тревога.
– Да. На дне этой бухты, – для убедительности Анастасия указала рукой на черную воду, которая с тихим шелестом струилась вдоль борта лодки.
– Вы уверены, госпожа?
– Вполне. Отчаливайте, капитан. Через полчаса на берегу появится французский патруль. Встречу с ним я не планировала…
Жаль, что они покидают Константинополь-Стамбул темной, сырой, туманной ночью. Ей бы хотелось последний раз увидеть прекрасный, старинный город, основанный византийцами. Его высокие минареты, купола мечетей, перестроенных из православных церквей, белые крепостные стены с башнями. А теперь столица Османской империи запомнится Аржановой отнюдь не историческими достопримечательностями. Скорее это будет бешеный взгляд Кухарского и холодное дуло пистолета, приставленное к ее виску. Однако как плохо учился польский дворянин конфиденциальной работе, сидя в своей Варшаве! Доносить на соотечественников русской разведке – дело нехитрое. Ты попробуй поехать в чужую страну, подружиться там с нужными тебе людьми, понравиться им, разгадать их характеры и заставить выполнить нечто такое, о чем они никогда и помыслить не могли!