Французская карта
Шрифт:
Домой, в Галату, Анастасия вернулась к обеду. Настроение у нее было мрачное. Она уже представляла себе, сколько ценных, полезных и красивых вещей придется здесь бросить при побеге. Особенно Флора жалела парадно-выходное кремовое платье, изготовленное в московском ателье мадам Надин Дамьен. Удивительно удачным получилось оно у французской модистки, хотя шила она без примерок, только по заранее снятым размерам.
Аржанова блестяще представилась в нем Екатерине Великой на приеме в ханском дворце, очаровывала бездумных вертопрахов-поляков в Варшаве, посещала в Париже султанского уполномоченного, добиваясь заключения контракта с Кухарским. Везде ей сопутствовал успех. Словно бы шелковая ткань, сотканная на станках в городе Лионе, обладала некими волшебными качествами. Она сверкала, облегая плечи и грудь курской дворянки, струилась и играла бликами, уходя от узкой ее талии вниз до пола и образуя пышные складки и воланы.
Глафира, когда подавала барыне обед, просто терялась в догадках, думая, кто смог так расстроить ее высокоблагородие. Если только турки на своем базаре. Но вроде бы покупками Анастасия Петровна осталась довольна, и ей привезла подарок – сапоги. Весьма тому удивилась верная служанка. Но расспрашивать было нельзя, княгиня Мещерская этого не любила. Лишь покончив с едой и мало-мальски успокоившись, курская дворянка обошла весь дом, проверила сундуки, плетенные из камыша саквояжи, кожаные баулы. Глафира показывала ей разные вещи, хранившиеся в них, а Флора делала пометки карандашом в блокноте.
Ревизия принесла плоды.
Аржанова установила, что покупать придется не слишком много. Четыре полных комплекта мужской восточной одежды, включая плащи, подбитые мехом, у них имелись для Чернозуба, Прокофьева, Николая и белого мага Сергея Гончарова. Таковых одеяний не имели лишь Кухарский и его камердинер Ян. Следовало позаботиться и о Глафире. Барские шелковые шаровары, длинные белые планшевые рубахи, застегивающиеся у горла на жемчужную запонку-пуговицу, разноцветные восточные платья «энтери» и короткие бархатные курточки с рукавами до локтя «салта марка» ей совершенно не подходили по размеру. Характерным для русских женщин среднего возраста плотным телосложением обладала горничная, и похвастаться талией объемом в 62 см, как ее хозяйка, не могла. К двум комплектам женской одежды требовалось прибавить и другие накидки «фериджи» – не коричневые, как у христианок, а синие или темно-лиловые, что обычно носили татарки.
Разобравшись с одеждой, сундуками и саквояжами, Анастасия отправилась к Кухарскому. Она взяла за правило навещать больного один-два раза в день. Эти посещения радовали польского дворянина. Княгиня Мещерская, сев на стул рядом с его постелью, вела с ним задушевные беседы, читала ему книги и даже иногда кормила с ложки супом. Состояние пана Анджея оставалось стабильным, поскольку каждое утро вместо настоя ромашки Глафира потчевала его горячим чаем с медом и отваром белены черной. Оттого он испытывал страшную слабость во всем теле, его мучили головные боли, часто подступала тошнота.
Визиты к Кухарскому давались Аржановой нелегко. Она до сих пор не сказала ему о том, что чертежи, скорее всего, будут изъяты на квартире у Лафита Клаве вечером 30 октября, что разведывательная группа уйдет из Галаты той же ночью на лодке, что все они должны превратиться в мусульман. Всякий раз она собиралась говорить с ним об этом, но что-то ее удерживало. Она внимательно слушала его речи, ласково на него смотрела, улыбалась ему и… уходила, не проронив ни слова.
Возможно, на такое ее поведение влиял белый маг. Согласно предписанию доктора Жантиля, Гончаров и Глафира раз в два дня по вечерам растирали инженер-лейтенанта водкой и делали ему массаж. Из комнаты Кухарского колдун выходил с озабоченным видом, укоризненно качал головой и бормотал:
– Все это он врет!
Потом курская дворянка расспрашивала горничную, о чем говорили Гончаров и пан Анджей во время сеанса массажа. Верная служанка удивлялась и отвечала, что ничего не слышала. Вести какие-либо содержательные беседы, энергично работая руками и пристально следя за состоянием пациента, весьма затруднительно…
Между тем репетиции любительского спектакля по пьесе Мольера «Мизантроп» продолжались на квартире полковника артиллерии и «бальи» французской колонии. Первое действие Николь Дюллар, старательный режиссер-постановщик, уже признала готовым. Самодеятельная труппа перешла к работе над вторым действием. Оно разворачивалось в доме Селимены и состояло в выяснении отношений между главным героем Альцестом и его возлюбленной.
Верный своим жизненным принципам, Альцест сурово упрекал красавицу в излишней мягкости, любезности и кокетстве с представителями сильного пола. Селимена возражала: в нее влюбляются, в этом она не виновата, на самом деле ее сердце принадлежит только ему, Альцесту.
Лафит Клаве произносил три длиннейших монолога с истинной страстью. В его игре присутствовал злой сарказм и негодование обманутого человека. Особенно ему удавалось обличение предполагаемого соперника, некоего Клитандра, тоже посещавшего дом Селимены:
Чем мог он вас пленить, скажите не шутя? Не на мизинце ли отделкою ногтя? Иль, может быть, сразил вас вместе с высшим светом Его парик своим золото-русым цветом? Камзолы пышные смутили вас сперва? Или бесчисленных оборок кружева? Очаровали вас чудовищные банты? Какие доблести, достоинства, таланты? Дурацкий смех его и тоненький фальцет – Затронуть сердце вам нашли они секрет?..К сожалению, столь же сильных, эмоциональных выражений драматург Селимене не дал. Он как бы заранее предполагал, что женщины – существа ветреные, непостоянные, собственной воли не имеющие. Госпожа Дюллар долго искала рисунок поведения для Ванды Кухарской в данной сцене. Наконец она предложила курской дворянке сначала изобразить обиду, волнение, а потом броситься к Альцесту, то есть Лафиту Клаве, и положить ему руки на плечи, воскликнув:
Как в подозреньях ваших вы несправедливы! Но, кажется, давно б сообразить могли вы: Он обещал помочь мне выиграть процесс, Есть связи у него, и он имеет вес…Сперва выполнять пожелание режиссера-постановщика Аржанова отказалась. Она находила этот жест неприличным, вульгарным, не свойственным ее героине. Она стеснялась подходить так близко к неженатому мужчине. Французы начали ее уговаривать, убеждать, что на сцене это можно сделать, подобное объяснение понравится зрителям, оно выглядит пикантно. Сам Лафит Клаве, склонившись к застенчивой молодой польке, прошептал ей на ухо, что однажды они уже обнимались. Анастасия даже отшатнулась от него в испуге и спросила недоверчиво:
– Где, господин майор?
– В крепости Румели Хисары, на лестнице.
– Но там нас никто не видел!
– Пожалуйста, Ванда, – попросил он. – Не останавливайте репетицию. Времени до праздника осталось совсем немного…
Повторив три раза объяснение Альцеста и Селимены, они перешли к следующему «явлению». Тут в дом красавицы приходила целая компания, то есть почти половина действующих лиц пьесы: Клитандр, уже отрекомендованный зрителям, которого, кстати говоря, довольно убедительно играл инженер-капитан Клод Мариотти, затем – Филинт, Акаст и Элианта. Судя по тексту произведения, все они принадлежали к придворным короля Людовика XIV и тотчас принимались сплетничать, а именно: злобно обсуждать других придворных – Клеонта, Тимандра, Дамиса и некую Белизу. Пожалуй, Альцест был прав, обвиняя высший свет в лицемерии и двурушничестве.